– А как все это время относились к Марии-Терезе?
Серену вопрос, похоже, озадачил.
– Она оставалась в комнате, которую делила с матерью и тетей, прежде чем тех казнили. Да, это была тюремная камера, довольно убогая, однако не шедшая ни в какое сравнение с той дырой, куда бросили гнить ее брата. Оклеенные обоями стены, кровать с балдахином, отделанный мрамором камин – хотя очаг часто оставался холодным. Какое-то время принцессе запрещали иметь свечи и трутницу.
– Ее не морили голодом, не били?
– Кормили не слишком сытно, но она не голодала – и не подвергалась побоям.
Себастьян молчал, уставившись в сумрак возле лестницы, где каменщик и его бывший партнер по танцу сливались в страстных объятиях.
Минуту спустя Серена спросила:
– По-вашему, история двадцатилетней давности как-то связана с убийством того французского врача?
– А по-вашему, нет?
Она облизнула пересохшие губы.
– Я слышала – не уверена, что это правда, заметьте, но…
– Да? – вопросительно глянул Себастьян.
– Говорят, будто один из врачей, выполнявших вскрытие, завернул сердце дофина в носовой платок и унес с собой.
– Милостивый Боже. Зачем?
– Во Франции существует традиция бальзамировать сердца членов королевской фамилии. Тела королей и королев Франции погребают в аббатстве Сен-Дени. А сердца и прочие органы хоронятся в торжественной обстановке в другом месте, как правило, в часовне Валь-де-Грас.
Себастьян пытливо всмотрелся в изящные черты «молли».
– К чему вы клоните?
Однако Серена только покачала головой, плотно сомкнув губы, словно предположение было слишком ужасным, чтобы произнести его вслух.
* * * * * * * *
Вернувшись на Брук-стрит, Себастьян нашел жену в библиотеке. На столе рядом с ней высилась стопка книг, у камина, свернувшись калачиком, спал черный кот. Когда Геро подняла голову, золотистые отсветы пламени замерцали в ее волосах и бросили мягкие тени на спокойные черты лица. Она выглядела такой живой, такой полной сил и здоровья. Невозможно было поверить, что в считанные дни она может умереть.
– Прекрати смотреть на меня так.
Себастьян ошарашено хмыкнул:
– Как «так»?
– Ты знаешь, о чем я. Судя по всему, ты встречался с Гибсоном?
– Встречался. Он пообещал завтра же навести необходимые справки. – Приблизившись, Себастьян положил руки жене на плечи, погладил большими пальцами основание ее шеи. Минуту спустя добавил: – Та раненая француженка, Александри Соваж, получила в Италии образование врача, а сейчас практикует в качестве повитухи. Она говорит, есть способ повернуть младенца в утробе матери, который заключается в особом надавливании на живот. Утверждает, будто делала подобное прежде.
Геро напряглась под его ладонями.
– Гибсон считает это возможным?
– Он точно не знает. Да она и сама признает, что манипуляция может быть опасной, если выполнить ее неправильно.
–Ты доверяешь этой женщине?
– Нет. – Себастьян опустил руки. – Когда-то я убил дорогого ей человека.
– В Португалии?
– Да.
Геро захлопнула книгу, которую читала, и положила ее к остальным.
– Возможно, ребенок повернется сам.
– Возможно. – Себастьян наклонил голову, чтобы разобрать заглавие тонкого томика. – «Réflexions Historiques sur Marie Antoinette». Зачем тебе это?
– Знакомлюсь с различными изложениями случившегося с королевской семьей во время Террора.
– И?
– Леди Жизель сказала тебе правду: у принцессы действительно есть окровавленная рубашка, в которой ее отец взошел на гильотину. Духовник короля сохранил ее и передал Марии-Терезе.
– Жутковатый поступок.
– Да уж. И все же, по моим ощущениям, принцесса высоко его оценила. Не правда ли, это заставляет задуматься об исторической роли королевского исповедника?
– Щекотливая должность, требующая, надо полагать, немалого такта. Впрочем, не столь сложная, когда имеешь дело с правителем наподобие Людовика XVI, который, по всеобщему мнению, был преданным, любящим мужем и отцом и старался быть справедливым и честным королем. Но каково, положа руку на сердце, отпускать грехи Людовику XIV или, скажем, Ричарду III? Правителю, чьи деяния явственно и неоднократно нарушали предписания его веры.
– Не понимаю, как подобные правители могут всерьез мнить, будто получают от духовника отпущение грехов. Должно быть, они на самом деле не верят в исповедуемую ими религию.
– Не исключено. Но вероятнее всего, они убеждены в дарованном им свыше божественном праве.