Но иногда Себастьян задавался вопросом, а не ошибочно ли причислять «баллокоподобных» к сумасшедшим. Возможно, им недостает не здравого ума, а какой-то части того, что, как принято думать, делает человека человеком. Впрочем, Себастьяну случалось видеть, как собаки и лошади проявляли любовь и сострадание, к чему как раз и были неспособны бесчеловечные люди. Лишенные совести и добросердечия, они рассматривали всех прочих не как собратьев, а как цели или возможности. Не все «недочеловеки» отличались склонностью к насилию. Но решившись на убийство, они не чувствовали за собой вины, убежденные, что их жертвы либо сами навлекли на себя смерть, либо слишком ничтожны, чтобы их щадить.
Ради извращенной мести женщине, которую считал ответственной за смерть своего брата, Баллок мог легко убить и брата Алекси Соваж, и ее старенькую верную служанку. Из той же мести не погнушался бы вырезать сердце жертвы. Правда, пока ничто не доказывало, что Баллок знал о родстве между молодым французским врачом и ненавистной докторессой, но он мог как-то обнаружить их истинные отношения, пока следил за Алекси. И все же…
Зачем бы Баллоку убивать и калечить еще и полковника Андре Фуше… или покушаться на Амброза Лашапеля? Ведь мебельщик не имел касательства ни к Бурбонам, ни к мирным переговорам… А вот связь между Лашапелем и французской делегацией, хоть косвенная, но прослеживалась.
Продолжая раздумывать, Себастьян зашагал к «Гербу Гиффорда».
* * * * * * * *
Месье Армон Вондрей кормил уток у пруда в Сент-Джеймсском парке, когда Себастьян подошел к нему и спросил:
– Вчера вечером произошло еще одно убийство. Неподалеку отсюда, на Бердкейдж-уолк. Вам об этом известно?
Француз рассыпал горсть хлебных крошек, казалось, его внимание целиком сосредоточилось на утках, с кряканьем толкающихся вокруг кормильца.
– Согласно тому, что я слышал, напали на одну из молли, которые там часто прогуливаются. Как это может меня касаться?
– Не знаю. Именно это я и пытаюсь выяснить.
– По-моему, вы видите связи там, где их нет.
– Я так не думаю.
Слегка усмехнувшись, француз разбросал еще горсть крошек.
Себастьян сказал:
– До меня дошли весьма интересные слухи. Мне говорили, что Дамион Пельтан уличил вас в двойной игре, что вы лишь притворяетесь, будто служите интересам Франции, а на самом деле сотрудничаете с лордом Джарвисом, стремясь завести в тупик мирные переговоры.
Вондрей выпятил грудь и нахмурил косматые темные брови, превосходно изображая возмущение.
– Полный абсурд! Зачем бы мне так делать?
– По самой обычной причине – за материальное вознаграждение. А еще из мести. Ведь в прошлом вами пренебрегали, верно? Кроме того открывается возможность получить престижную должность после реставрации Бурбонов, хотя вряд ли вы на это рассчитываете. Вы же наверняка осведомлены, сколь язвительно отзывается о вас Мария-Тереза.
Быстро и сердито Вондрей расшвырял оставшиеся хлебные крошки.
– На что вы, собственно, намекаете? По-вашему, я убил Дамиона Пельтана, поскольку он обнаружил, что я английский агент влияния? А Андре Фуше? С ним я покончил по той же причине, так? Но зачем мне забирать сердце одного и глаза другого? В качестве мрачных напоминаний об их верности долгу? – Француз махнул перед собой рукой, словно отгоняя приставучую муху. – Ба! Это нелепо!
Себастьян изучающее рассматривал покрасневшее лицо дипломата, его выпяченную челюсть. Да, Армон Вондрей, пожалуй, мог убить двух своих коллег, если б счел это необходимым, чтобы защитить себя. Но Себастьяна не отпускало ощущение, что он чего-то не замечает в происходящем или как минимум недооценивает.
– Дамион Пельтан когда-нибудь рассказывал вам о своем отце? К примеру, как тот посещал тюрьму Тампль летом 1795 года?
Разинувший рот француз выглядел по-настоящему пораженным, он сглотнул, прежде чем ответить.
– Что?
– Отца Дамиона, доктора Филиппа-Жана Пельтана, вызывали в Тампль по крайней мере дважды. Летом 1795 года. Он лечил там маленького дофина перед самой его смертью, а возможно, видел и Марию-Терезу. Дамион Пельтан вам об этом ничего не рассказывал?
– Нет. Но… Неужели вы думаете, что столь давние события могут иметь что-то общее с нынешними убийствами здесь, в Лондоне?
– Я не знаю. Пельтан много времени проводил с полковником Фуше?
Вондрей нахмурился.
– Довольно много. По вечерам они сидели вместе и пили коньяк. Разговаривали.