– О чем разговаривали?
– О службе Фуше в армии. О женщинах. О надеждах на будущее… – Вондрей пожал плечами. – О чем говорят молодые мужчины под коньяк? Я никогда к ним особо не прислушивался.
– Значит, полковнику Пельтан мог рассказать, что его отец пользовал сирот в Тампле?
– Да, не исключено. Но… что вы предполагаете?
Себастьян смотрел, как утки с удовлетворенным кряканьем уковыливали по мокрой траве, их лукообразные тела смешно покачивались из стороны в сторону. Что же он предполагает? Что Марию-Терезу жестоко изнасиловали в Тампле ее тюремщики? Что она забеременела или была сильно ранена, и к ней вызвали врача? А сейчас возможность огласки того, что на самом деле творилось в Тампле, настолько ее ужаснула, что принцесса отправила своих приспешников убивать и снова убивать, лишь бы утаить правду? Несомненно, она прикажет убить сколько угодно человек, если сочтет это необходимым для защиты того, что воображает честью своей священной семьи. Но достаточно ли Мария-Тереза безумна, чтобы распорядиться вырезать сердце первой жертве и вырвать глаза второй?
Не факт.
Не дождавшись ответа, Вондрей сказал:
– Так вы предполагаете, что нынешние убийства каким-то образом связаны со смертью дофина? Но… это безумие!
Себастьян встретил взгляд француза и не отпускал.
– Вырезать человеку сердце – это и есть безумие.
ГЛАВА 47
Клер Бизетт пришла к Геро утром, незадолго до одиннадцати.
Француженка была бледна как призрак, карие глаза казались дырами на изможденном лице, тусклые темно-русые волосы она стянула в строгий узел. Старомодное платье, заштопанное на локтях, манжетах и воротничке, безнадежно выцвело. Явно постаравшись придать себе чистый, опрятный вид, протеже Себастьяна выглядела так, будто недели две крошки в рот не брала.
Она принесла список имен «уважаемых» людей, готовых поручиться за ее честность, порядочность и надежность, и сразу призналась, что никогда не работала в той должности, на которую теперь претендовала. Весь ее опыт сводился к заботе о двух собственных детях, ныне умерших.
Геро взяла список поручителей, приказала подать чай с сандвичами и постепенно втянула в разговор взволнованную, напряженную женщину. Беседа шла не только о детях, но и о Вольтере с Руссо, о концепции ограниченной монархии и о недавних попытках отправить экспедицию на Северный полюс.
Через полчаса Геро сказал:
– Я попрошу дворецкого, Морея, показать вам вашу комнату рядом с детской. Договоритесь с ним о перевозке ваших вещей.
Глаза француженки округлились.
– Но… Вы же не можете меня принять, не проверив моих рекомендаций!
– Конечно, я проверю. И если окажется, что вы обманщица, мы с вами расстанемся. Только, надеюсь, я неплохо разбираюсь в людях.
От удивления Клер Бизетт мягко засмеялась. Затем склонила голову набок и спросила:
– Когда должен родиться ребенок?
Пальцы Геро стиснули чашку, но голос прозвучал спокойно:
– Скоро.
– Есть какая-то проблема?
Не получив ответа, Клер Бизетт поспешила извиниться:
– Прошу прощения, миледи, мне не следовало спрашивать.
Геро покачала головой.
– Отнюдь. Так уж случилось, вы правы. Младенец с ягодичным предлежанием.
– Ах, с моим первенцем, Анри, было то же самое. Но моя хорошая подруга перевернула его прямо в чреве.
– Вы имеете в виду мадам Соваж?
– Да, именно.
– Она действительно смогла это сделать?
– Еще как смогла. Я почувствовала, как он повернулся – словно во мне бултыхнулась большая рыбина.
Геро отставила чашку.
– Давно вы с ней знакомы?
– С мадам Соваж? С детства. Мы вместе росли в Париже.
– Значит, вы знали и Дамиона Пельтана?
– Нет. К тому времени, когда доктор Филипп-Жан привел домой Дамиона, моя семья уже переехала в Ниццу.
Геро непонимающе приподняла брови.
– В каком смысле «привел домой»?
– Дамион Пельтан приходился Алекси сводным братом, а не родным. Она узнала о его существовании, только когда выросла.
– И когда же это случилось? – резко спросил Геро, резче, чем намеревалась.
Клер Бизетт наморщила лоб.
– Я точно не вспомню. Уже после Террора. Кажется, летом 1795 года.
ГЛАВА 48
Как было общеизвестно, вдовствующая герцогиня Клейборн не покидала своей спальни до полудня, а то и до часа дня. Все еще лежа в постели, она потягивала горячий шоколад, когда Себастьян вошел в комнату и бросил на стул шляпу и пальто с пелеринами.
– Подбрасываешь мне негодный предлог простить дворецкого, который наверняка даже не пытался тебе воспрепятствовать, да? – спросила тетушка Генриетта, садясь прямее.