Почему-то мысли Себастьяна постоянно возвращались к кровавому отпечатку женской туфельки на месте убийства. И крепло убеждение, что он продолжает упускать что-то ужасно важное. И что время уже на исходе.
ГЛАВА 51
Той ночью свирепый северный ветер рассеял густой удушающий туман, несколько дней затоплявший город, и принес убийственный холод.
Себастьян слышал ветер даже во сне – монотонную скорбную каденцию с отчаянными завываниями. Ему привиделись темноглазые женщины, которые кричали о пустоте в своих утробах и в колыбелях и воздевали к небесам руки, покрытые кровью их убиенных младенцев. Затем ветер загрохотал, как прибой о скалистый берег, и Себастьян снова стал мальчишкой, снова стоял у края обрыва и смотрел на море. Солнце пекло лицо, а он все всматривался в даль, все ждал златовласую смешливую женщину, которая никогда не вернется.
Разом вырвавшись из сна, он увидел над собой складки синего шелкового балдахина. Сел с краю кровати. Дыхание в груди сперло, словно в шторм, когда каждый глоток воздуха дается с трудом. Комнату заполняли мечущиеся тени – ветер взвихривал потухающий огонь и колыхал тяжелые шторы на окне.
Себастьян поднялся на ноги и пошел подбросить угля в камин. Хотя ледяной воздух кусал его нагое тело, он постоял, положив руку на каминную полку и глядя на скачущее пламя. Послышался шорох со стороны кровати, Геро приблизилась и накинула одеяло ему на плечи.
Вернувшись тем вечером домой, Себастьян застал жену стоящей на коленях и на локтях и уткнувшейся лбом в скрещенные руки. Не доверяя Александри Соваж, Геро не позволила ей манипулировать с ребенком в своей утробе, но, поддавшись отчаянию, каждые два часа по двадцать минут простаивала в неуклюжей позе. Увы, это упражнение до сих пор так и не побудило строптивого младенца занять положение, наиболее благоприятное для сохранения жизни и его, и матери.
Геро сказала:
– Ты не можешь раскрыть каждое убийство, разгадать каждую тайну, исправить каждую несправедливость.
– Нет.
Она скептически хмыкнула.
– Ты так говоришь, но так не думаешь.
Он слегка улыбнулся.
– Нет.
Устроившись в кресле возле камина, Геро накрылась одеялом.
– Ты всерьез допускаешь, что за всем этим может стоять Мария-Тереза?
– Представь, что тебе с детства внушали, будто ты ведешь происхождение от святого и твоя семья помазана Богом на престол, дающий безграничную власть и силу. Такая вера наверняка искажающе влияет на мыслительные процессы. Даже без учета неизбежного помрачения после трех лет ада, проведенных в заключении и под охраной ярых ненавистников.
Геро молчала, ее глаза затуманились от воспоминаний.
– Что? – спросил Себастьян.
– Просто пришел на память званый ужин, где я побывала несколько лет назад. Мария-Тереза тоже там присутствовала и рассказала историю про своего брата: как Мария-Антуанетта позволила детям доить коров в Малом Трианоне, и как маленький дофин визжал от восторга, когда ему в лицо случайно брызнуло парное молоко. Больше я ни разу не видела принцессу такой смягчившейся, чуть ли не счастливой. Думаю, она вспоминает дни до Революции – когда ее мать, отец и брат были рядом – как золотой век в своей жизни, священное время радости, любви и безмятежности. Если она действительно приняла Дамиона Пельтана за пропавшего дофина, не могу поверить, чтобы она обрекла его на смерть. Других? Пожалуй. Но не мужчину, в котором она нашла бы своего любимого младшего братишку.
– Возможно, ты права. Возможно, она здесь ни при чем. Но не исключено, что Пельтана убили, защищая ее интересы.
– Кто?
– Я бы сделал ставку на леди Жизель.
Геро моргнула.
– Можешь доказать?
– Доказать? Нет, не могу. Честно говоря, я даже не уверен, что прав. – Себастьян криво усмехнулся. – Мне и раньше случалось ошибаться.
Глядя, как пламя лижет новую порцию угля, Геро спросила:
– А как ты объяснишь взрыв на Голден-сквер? В смысле, зачем леди Жизель покушаться на Алекси Соваж? Просто потому, что та стала свидетельницей убийства Дамиона Пельтана?
– Возможно. Хотя не думаю, чтобы Бурбоны имели какое-то отношение к взрыву на Голден-сквер. Больше похоже на работу Самсона Баллока.
– Тогда откуда ты знаешь, что это не он убил Дамиона Пельтана?
– А я и не знаю. И скорее всего, именно Баллока я бы заподозрил в этом убийстве, если бы не вырезанное сердце. Из-за которого мои мысли постоянно возвращаются к Бурбонам.
– Что не доказывает их виновности.
– Нет. Но они замешаны. Каким-то образом.