Таким образом, «характер» и обязательство, которые регулировали процесс ухаживания и матримониальные практики, следует рассматривать не как психологические свойства партнеров или знак более нравственной культуры, а как результат специфических социальных механизмов[87]: тесный круг общения, охраняющий и оберегающий личность; объективные (т. е. относительно не субъективные) критерии выбора партнера; однозначно эндогамные критерии выбора спутника жизни, т. е. социально-религиозно-экономический статус как открытое и законное право выбора партнера; режим перформативности эмоций, регулируемый ритуалами; роль обещания в построении репутации; тот факт, что выполнению обязательств способствовало исполнение социальных ролей. Суть этих утверждений состоит в том, что мы совершенно не должны восхвалять прошлое и тем более утверждать, что люди XIX в. были лучше или нравственнее современных людей; скорее, суть в том, что то, что моральные философы или сторонники коммунитаризма могут рассматривать как нравственную предрасположенность, объясняется социальными механизмами, которые организуют, даже если и частично, эмоциональное взаимодействие мужчин и женщин во время исполнения общественных ритуалов и ролей. В результате личность стала менее уязвимой по отношению к взглядам других людей и их одобрению или неодобрению именно потому, что чувства партнеров не были отражением их внутреннего мира. Таким образом, способы и критерии оценки, способность испытывать и поддерживать любовь, полное доверие себе в познании любви формировались социальными механизмами, которые превращали предрасположенность в «добродетель». Именно эти механизмы одновременно являлись социальными и нравственными, частными и публичными, регулировавшими выбор партнера среднего и высшего класса еще в XIX в., по крайней мере, в англоязычном мире. Что изменилось в настоящее время — это именно те условия, в рамках которых делается любовный выбор.
Великая трансформация романтической экологии: появление брачных рынков
Совершенно очевидно, что общества, в которых брачный выбор основан на любви, как правило, индивидуалистичны, т. е. люди — а не их клан или семья — принимают решение о вступлении в брак, тем самым узаконивая эмоциональную независимость. Но учитывая, что эмоциональный «индивидуализм» существует в Западной Европе, по меньшей мере, триста лет[88], это понятие слишком широко и неточно, чтобы описать и охарактеризовать современные эмоциональные взаимодействия. Английская и американская культура романтического выбора XIX в. была индивидуалистической, но форма и смысл этого индивидуализма значительно отличаются от того, что мы имеем сейчас. Я утверждаю, что это различие лучше уловить, если сосредоточиться на культурной организации выбора. До сих пор я описывала социальные механизмы, которые заставляли мужчин и женщин договариваться друг с другом без затяжных переговоров, без формального и строго регламентированного процесса самоанализа, без умозрительного выбора потенциальных партнеров из огромного количества претендентов на открытом рынке, с критериями оценки, отражающими стандарты сообщества. Как я отмечаю ниже и в следующих главах, глубоко изменились именно те условия, в которых делается выбор, т. е. экология и архитектура романтического выбора.
Позвольте мне сделать смелое предположение: преобразования, которые претерпевает романтический выбор, сродни процессу, происходящему в экономических отношениях, которому Карл Поланьи дал название «великая трансформация»[89]. «Великая трансформация» в экономических отношениях — это процесс, посредством которого капиталистический рынок отделил экономические действия от общества и от нравственных/нормативных рамок, организовал экономику на саморегулируемых рынках и пришел к тому, что подчинил общество экономике. То, что мы называем «триумфом» романтической любви в отношениях между полами, заключалось, прежде всего, в оторванности индивидуального романтического выбора от моральной и социальной структуры общества и в возникновении саморегулирующегося рынка знакомств. Современные критерии оценки объекта любви вышли за рамки общепринятых нравственных устоев. Это произошло из-за изменения сути критериев выбора партнера, которые стали как физическими/сексуальными, так и эмоциональными/психологическими, и из-за преобразования самого процесса выбора, ставшего более субъективным и более индивидуализированным.
87
Эти механизмы, скорее всего, присутствовали в протестантских, а не в католических странах, где идеал доверительной любви как основы брака был менее заметен.
88
89