– Здесь ему будет безопасно, – заверила я Ханну, – здесь же совсем нечего ломать. Да и пораниться здесь не обо что, – добавила я, оглядев свою гостиную. – Все розетки я закрыла мебелью, переставила все так, чтобы он не смог до них дотянуться, а то заглушки я давно убрала, мои-то дети уже перестали втыкать туда вилки, все хрупкие предметы переставила наверх, ему до них не дотянуться.
– Спасибо, Эллен, – со вздохом произнесла Ханна. – Как считаешь, я могу его отпускать?
– Ну да, конечно, все будет хорошо! – уверенно согласилась я.
– Все хорошо! – улыбалась я натужно спустя несколько минут после того, как Эдвард разодрал в клочья мою любимую книжку «Наездники», но ведь это были уже вторые «Наездники», первых «Наездников» постигла такая же участь, когда Питер был того же возраста, что и Эдвард сейчас.
– Все хорошо! – выдавила я из себя, когда Эдвард разобрал свою неразбираемую бутылочку с соком и пролил ее содержимое на ковер, а ведь вместо сока в ней могла быть простая вода, только вот Ханна поддалась на шантаж сына и заменила воду на сок в обмен на обещание Эдварда, что он будет тихо сидеть и смотреть в ее телефоне «Щенячий патруль».
– Все хорошо! – повторяла я уже без всякой уверенности, когда Эдвард хватал липкими ручонками и возюкал свою измазанную шоколадом мордашку по подушкам Laura Ashley и орал при этом, чтобы ему отдали его шоколадку: «АД-Д-ДА-А-АЙ ШИКАЛАТКУ!»
– Но ведь это ненормально, да? – скулила Ханна. – Ты только посмотри на свой дом! Мы здесь не больше часа, а он уже похозяйничал в комнате Джейн, изгадил твою гостиную и еще… БОЖЕМОЙ, ЭДВАРД! Отпусти собаку! НЕ ТРОГАЙ СОБАКУ! Нет, нельзя залезать на собаку, это не лошадка! НЕЛЬЗЯ ТАК ДЕЛАТЬ! ФУ-ФУ! НЕЛЬЗЯ!
К счастью для Эдварда, объектом его мучений был Барри, а не Джаджи, который благоразумно удалился с поля боя в мою спальню. Джаджи считает, что дети – это не так уж и плохо, просто сразу ему целого ребенка не съесть, а Барри считает их ценными раздатчиками вкусняшек и потому неотступно за ними следует, подхватывая на лету и с полу все те крошки, что с детей сыпятся, – он даже попытался слизать шоколадные следы на подушках, в то время как Эдвард старался его оседлать. Барри и не сопротивлялся, ведь ему это казалось малой ценой за вкусняшку в виде шоколадной размазни на подушке. На его месте Джаджи уже откусил бы ту руку, что тянула его за загривок, и на мой взгляд это было бы неплохим уроком маленькому деспоту, сеящему вокруг себя хаос!
– Все хорошо! – уже открыто врала я. – Барри любит детишек, да и ковер почистим, а уж подушки так и вовсе легко стираются. Я на них все время красное вино проливаю. «Наездников» новых купим, а Джейн я ничего не скажу про косметику. Вообще даже и заикаться не буду, а если она спросит, скажу, что она сама свои губнушки на какой-нибудь вечеринке потеряла. Видишь, все будет хорошо!
– Нет, – зашмыгала вдруг носом Ханна, а потом и вовсе расплакалась. – Не будет хорошо. Не будет. Так будет постоянно. Он неисправим. С момента, как он открывает утром глаза, и до момента, когда их закрывает ночью, он все вокруг себя ломает. Он даже днем уже не спит. Раньше он хотя бы днем засыпал ненадолго и я тогда пыталась хоть как-то привести все в порядок или же просто хоть полчаса отдыхала от этого ада. Но этот маленький ублюдок перестал спать днем, он меня и этого перерыва лишил!
– Ублюдок! – старательно повторил Эдвард. – Ублюдок-ублюдок-ублюдок-ублюдок. Мама ублюдок. Бабачка ублюдок. Эллен ублюдок. Ублюууудок. Папа ублюдок!
– Господи, Эдвард, нельзя говорить «ублюдок», это плохое слово! – просила Ханна сквозь слезы. – Пожалуйста, сыночек, не говори так больше, особенно про папу!
– Ублюдок! – радостно повторил Эдвард.
– Черт! – вырвалось у раздосадованной Ханны.
– Чолт, ублюдок! – выдал Эдвард.
– Ох, Ханна! – промолвила я, передавая ей коробку с салфетками, а Эдварду шоколадное печенье, все равно уже подушки не спасти, а Барри от шоколада не помрет, ведь сожрал же он в прошлом году пасхальные шоколадные яйца и ничего, так что от шоколадного печенья хуже ему не будет. – Почему же ты не говорила, что тебе так тяжело с малышом?
– Но у нас же не принято жаловаться, так ведь? – хлюпала носом Ханна. – Если начнешь жаловаться, так со всех сторон набрасываются, что я радоваться должна, ведь мне так повезло, другие все на свете отдать готовы, лишь бы родить ребенка, а у меня вон здоровый резвый малыш, а миллионы родителей с больными детьми страдают, а у меня еще и дом полная чаша и крыша над головой, да еще и любящий муж и трое детей, так чего еще мне надо, что я тут жалуюсь. И мне становится не по себе, получается, будто я с жира бешусь.