Позиция самого Маркса по поводу антиколониальной политики была несколько менее цельной. На начальных этапах своей деятельности он был склонен поддерживать борьбу против колониальных властей лишь в тех случаях, когда она выглядела способной приблизить к главной цели — социалистической революции. Определенные национальности, как он оскорбительно утверждал, являются «не-историческими» и обречены на исчезновение. Одним широким евроцентристским жестом чехи, словенцы, далматинцы, румыны, хорваты, сербы, моравцы, украинцы и другие были бесцеремонно сметены в урну с прахом истории. В определенный момент Энгельс пылко высказывался в поддержку колонизации Алжира и североамериканского завоевания Мексики, а сам Маркс в своих рассуждениях о Симоне Боливаре демонстрировал едва ли не пренебрежение к этому великому освободителю Латинской Америки. Индия, по его мнению, не могла бы иметь заслуживающей внимания собственной истории, а ее покорение британцами, независимо от их намерений, заложило основы для социалистической революции на этом субконтиненте. Но это не тот формат ответа, который позволит получить высший балл за курс постколониализма на пространстве от Кентербери до Калифорнии.
Если Маркс мог высказываться о колониализме в позитивном ключе, то не потому, что он одобрял намерения одной нации подмять под себя другую. Это объяснялось тем, что он рассматривал такое угнетение — подлое и унизительное, по его собственной оценке, — тесно связанным с ускоренным переводом «неразвитого» мира в современное капиталистическое состояние. А это, в свою очередь, расценивалось им не только как привнесение в этот мир определенных преимуществ, но прежде всего как подготовка путей перехода к социализму. Выше мы уже обсуждали за и против такой «телеологической» позиции.
Идея, что в колониализме могли присутствовать и свои прогрессивные аспекты, скорее всего была костью в горле для большинства постколониальных авторов Запада, ужасающихся самой мысли о том, будто они, признав этакую неполиткорректность, могут открыть лазейку для расизма и этноцентризма. Несмотря на это, скажем, индийскими и ирландскими историками подобного рода идеи воспринимаются как нечто само собой разумеющееся[105]. Да и как могло столь масштабное и сложное явление, как колониализм, охватившее многие регионы и не одно столетие, не произвести хоть какого-нибудь позитивного эффекта? В XIX веке британское правление принесло Ирландии голод, насилие, нищету, национальное унижение и религиозное подавление. Но оно также принесло с собой многое в области грамотности, языка, образования, ограниченной демократии, технологии, средств сообщения и гражданских институтов, что позволило национальному движению организоваться и в конце концов захватить власть. Так что все это были вещи, представлявшие ценность как сами по себе, так и с точки зрения продвижения важного политического процесса.
В то время как значительное число ирландцев стремилось интегрироваться в более развитую реальность посредством изучения английского языка, некоторые идеалистически настроенные представители высшего класса Ирландии высокомерно пытались добиться, чтобы их соотечественники разговаривали только на родном наречии. А сегодня мы обнаруживаем сходное предубеждение у некоторых постколониальных авторов, на которых капиталистическая современность должна производить впечатление совершеннейшей катастрофы. Хотя это мнение не разделяют многие жители постколониальных стран, за чьи интересы вроде бы борются упомянутые авторы. Разумеется, для Ирландии было бы предпочтительнее прийти к демократии (и в конечном счете к процветанию) каким-нибудь менее травматичным путем. Ирландия никогда не должна быть низведенной до положения, когда в ней видели прежде всего объект колонизации. Но раз уж это случилось, то оказывается возможным извлечь из таковых печальных обстоятельств и нечто полезное.
Итак, Маркс мог усматривать в колониализме некоторые прогрессивные тенденции. Но это не мешало ему осуждать «варварство» колониальных властей в Индии или где бы то ни было или приветствовать мощное индийское восстание 1857 года. Он особо отмечал, что упоминавшиеся жестокости повстанцев были лишь ответной реакцией на собственное хищническое поведение британцев в стране. Британский империализм в Индии, бесконечно далекий от налаживания мягких цивилизационных процессов, был «безудержно кровавым процессом»[106]. Индия вскрыла «абсолютное лицемерие и неизбывное варварство буржуазной цивилизации», которая «напускает на себя респектабельный вид дома, но сразу же обнаруживает свою неприглядность, как только оказывается за его пределами»[107]. Как утверждает Аяз Ахмад, в вопросе о независимости Индии ни один из влиятельных индийских реформаторов XIX века не занимал столь же четкой позиции, как Маркс[108].