Выбрать главу

Видимо, печаль небесная была серьезна и тепла, раз минуя пару улочек были мы насквозь промокшие.

Выйдя на новый переулок, наши с Заратустрой глаза увидели стоящего прямо под дождём безумца – он кричал, но приглушенно, как будто не крик это был, а удар по дереву.

–Отчего ты кричишь рёбрами, а не душой? Отчего кричишь, а не ликуешь или плачешь? Или тебе нравится походить на жабу? – так обратился к безумцу Заратустра.

Повернулся он к нам и на лице его были размазаны чернейшая печаль и фиолетовое пламя сумасшествия.

–Тише, незнакомцы! Вы отпугнули от меня море.

Разозлившись, ответил я ему-

– Что в тебе за море, раз сотрясаться нужно, чтоб оно заволновалось бурею? Не сам ли ты – лишь штиль? Ни в один парус не подует свежий ветер, великий убийца бури – Штиль!

Начал икать тогда безумец, стыд его перешёл в злой крик и смех – грохочущий треск его надломленной души. И только слёзы небес бежали по лицу его, – глаза Безумца не могли родить ни слезинки. Он был – бесплоден. Был он – с мёртвыми глазом и мёртвым морем.

Стал он бросаться из стороны в сторону, кричать, смеяться – и всё как бес. Каким презрением вид его отзывался в глазах наших. Надо было скорее покинуть его-

но за нами вслед погнался Безумец, и стал нас умолять -

–Примирите мои моря со мной, как могу я терпеть хоть миг штиля более? Я хочу бури, чтобы море штормило так, чтоб аж переливалось оно сквозь края глазные! Помогите мне, хоть и не мореплаватели вы или рыбы!

Тростью свой пригрозил Заратустра Безумцу. И мы побежали прочь от него.

–Как смел он просить жалости, он – буйство жалости? Так и бесился бы он до конца дней своих, зная, где на испорченную удочку свою ловить сожаление? Неполноценный он, ведь даже слёзы – не подвластны ему. Да разорвут моря его глазницы отмершие! Вот чего ждать он должен -

–Так говорил Заратустра.

О проблемах зубных.

На утро шли мы с Заратустрой по дворам да улицам. Много домов успели мы пройти, остановившись у площадки, где играли дети. Слушали их веселые крики, наблюдали их игры.

–Что, по твоему, меняется в ребёнке, когда становится он – взрослым человеком? – спросил меня Заратустра.

Сложным был его вопрос, не знал какой дать ответ, чтобы он удовлетворил мудреца.

–Может, с ростом, становится человек ближе к небу?

–Нет, ты не прав. Самое важное назови, самую суть.

–Может, дальше и выше может прыгнуть на вытянувшихся с детства ногах взрослый человек?

–Нет, не то всё говоришь ты.

Огорчили мои ответы старца, тогда сказал он мне – рассказать шутку ему. Понравилась шутка Заратустре, и улыбнулся он во весь свой рот. Тогда приказал он мне выслушать и его шутку. Теперь смеялись мы оба, оголяя миру наши зубы.

–Так посмотри на себя! Пусть будешь ты и слеп, и глух, но сможешь истину выгрызать из яблок своими зубами. Зубы у взрослых – не те, что у ребёнка. Вот в чём суть.

Думал я долго, в чём же суть слов Заратустры. Так и не дойдя до смысла зубовного, мы встали со скамеек и уже близились к выходу с этой детской площадки. Как вдруг – раздался глухой звук удара, а за ним начали в одно место собираться шёпоты окружающих место удара людей.

Подошли мы с Заратустрой, и увидели упавшего ребенка – ударился младой муж о песочницу. Присмотрелись мы и увидели, что в детском кулаке что-то запрятано.

–Не покажешь ли ты нам, что прячешь в руке своей? – спросил я у ребёнка.

Раскрылся бутон ладони, и показался плод его – молочный зубик. Тут же засмеялся малыш, отряхнулся, кинул зуб куда подальше – и побежал дальше навстречу детским радостям.

Задумался я над этим – будто половина слов Заратустры стала мне ясна.

Все собравшиеся взрослые, отпустив испуг за дитя, тут же рассмеялись, и только мы с Заратустрой стояли средь них в ужасе – ибо оголили они два ряда своих зубов. Когда расходиться стали все, Заратустра, разворачиваясь, свою трость ненароком пустил под ногу одно из этих взрослых. Упав лицом оземь, стал кричать он – ибо тоже выронил с дёсен своих зуб. Он кричал, рыдал, а зуб, что лежал рядом с упивающимся своим горем, заблестел на утреннем солнце. И свет, что отражался от зуба раскрыл остаток истины для меня – ведь пока этот самый взрослый не мог успокоить своё горе, я понял – что зуб тот был из первого ряда, то бишь – молочным.

От испуга взял под руку я Заратустру и побежали мы куда подальше от этой площадки.

–Все ли зрелые мужи и женщины ходят с двумя рядами зубов и боятся больше смерти потерять хоть один из этих рядов?-