К сожалению, в бане команда «Становись!» не подавалась, и мне достались три мочалки, но не хватило тазика. Помылись с Игорем из одного. Мне вообще не везло в этот день: форменка досталась пятого роста, хотя у меня третий, зато ботинки выдали на два размера меньше. С помощью баталера я едва вогнал в них свои конечности.
— Ничего, разносишь, — утешил баталер. — Или поменяешься с кем-нибудь. Я тут троим выдал с запасом.
В этих ботинках я дошел только до столовой. Там разыскал тех троих. В результате сложнейшего четырехкратного обмена у меня оказались ботинки на два размера больше. Я снова обрел возможность передвигаться самостоятельно.
Строй благоухал запахами нафталина и хозяйственного мыла. Неужели это долго не выветрится? Меня это сильно беспокоило. Потому что нюх у меня, пожалуй, не хуже, чем у собаки. Там, где никто ничего не почувствует, я обязательно унюхаю. Подозреваю, что это у меня выработалось путем длительных тренировок, главным образом на парфюмерном ассортименте Галки Чугуновой.
Должно быть, воспоминание о Галке несколько отвлекло меня от сложного процесса вышагивания, я сбился с ноги, и кто-то сзади ткнул меня коленом чуть пониже спины. По-моему, Володя Маслов. Я хотел обернуться, но встретил взгляд старшины Смирнова, сразу отбивший у меня желание выяснить отношения с Володькой.
То ли от того, что у меня ботинки оказались слишком тяжелыми, то ли нас действительно много гоняли, я едва добрался до кубрика и, как только разрешили спать, завалился в койку. Ребята крутились перед зеркалом, разглядывая себя в новой флотской форме кое-кто тут же принялся ее ушивать. Мне тоже хотелось взглянуть на себя, но не было сил, я уснул тотчас же, как только уронил голову на подушку.
Не знаю, сколько я проспал, но когда проснулся, в кубрике было темно, лишь у столика дневального горела синяя дежурная лампочка. Я долго не мог понять, что меня разбудило. И только когда тихо скрипнула форточка, понял: запах моря. Я встал, открыл створку, и в лицо мне хлынули влажные запахи рыбы, водорослей и еще чего-то непривычного, не то солоноватого, не то сладковатого. Откуда-то издалека донесся шорох и плеск. Я понял, что это голос моря, и мне ужасно захотелось взглянуть на него. Я еще не видел его, но нам говорили, что оно близко, метрах в трехстах отсюда, за стеной и бугром.
Я тихо оделся и осторожно вылез в окно. В суете дня как-то не удалось запомнить расположение городка. Пришлось ориентироваться по запаху моря, и я шел по нему, как собака по следу. Наконец вышел к стене. Она оказалась высокой, метра в два с половиной. Нащупав выступ, поставил на него ногу, рванулся, зацепился рукой за верхний край стены, влез на нее. И тут же полоснул в уши окрик:
— Стой! Кто идет?
Я свалился вниз, по другую сторону городка, и замер, прижавшись к стене.
— Стой! Кто идет? — еще более грозно прокричал голос слева.
— Я это.
— Кто такой? — Из темноты выплыл силуэт матроса с автоматом в руках.
— Ну я, Соколов.
— Ложись!
— Зачем?
— Ложись, говорю! Стрелять буду.
Лязгнул затвор. Я лег. В траве что-то зашуршало, наверное, мышь.
— Свой я.
— Молчать! Не шевелиться! — Теперь голос часового казался уже не столь строгим, сколь испуганным.
— Да брось ты, парень.
— Молчать! Мне на посту разговаривать с тобой не положено. Вот придет разводящий, разберется.
Ясно, тоже не очень опытный часовой. Пальнет еще сдуру, и поминай как звали. Лучше лежать. С этой стороны стены запах моря более острый, почти терпкий. Или это трава? Она тоже пахнет морем, видно, пропиталась им, как моя форменка нафталином.
Наконец пришел разводящий, осветил меня фонариком, заставил встать. Видимо, он был недоволен, что ею разбудили.
— Гнал бы его обратно, и весь сказ, — выговаривал он часовому. — Парень из тех, что сегодня прибыли, видишь, оперение новое, не обмялось по фигуре.
— Так ведь по инструкции… — начал оправдываться часовой.
Разводящий спохватился:
— Действовали правильно. И впредь действовать в духе устава и инструкции. — И ко мне: — Пошли.
Мы обошли вдоль стены полгородка и вошли через ворота. Видно, какими-то путями весть о моем задержании уже дошла до старшины первой статьи Смирнова — он ждал у входа в кубрик.
— Прогуляться парень решил, — сообщил ему разводящий. — Моциончик к морю. Лирика! Дайте ему швабру, пусть подраит гальюн.
Старшина сунул мне в руки палку с пучком веревок и строго сказал:
— Помоете в гальюне палубу, толчки, надраите краны. Пасту возьмите в ящике на окне. Когда все будет готово, сдадите дневальному. Потом — спать. Завтра разберемся.