— Пруссия. Я что-то в детстве слышал о ней. Тевтонские рыцари не отседова? — Он даже подмигнул мне: мол, сейчас мы эту разделочницу рыбзавода разделаем. — Сам я из деревни, а у нас даже электричества не было. Читал при лучине.
— Был еще прусский метод не то окулачивания, не то раскулачивания, — поддержал я.
— Гли-кось ты, я и не знал. А ведь я шибко дошлый. Даже доильный аппарат освоил.
— Вы же сказали, что у вас в деревне нет электричества.
— А мы от трактора ток получали. Ставили на заднее колесо динамку и наяривали за милую душу. А как у вас с механизацией?
— Плоховато.
— Ножичком хвостики обрезаете?
— Нет, ножичком только язычки.
— Кому?
— Рыбкам.
— Вы мне нравитесь, — признался наконец Игорь.
— Так быстро? — насмешливо спросила девушка.
— А вы занятная. Как вас зовут?
— Наташей.
— А меня Дормидонтом. — Игорь подмигнул мне. Девушка заметила это, но не подала виду.
— Звучное имя. Если в пустой комнате его произнести, как в колокол зазвонят: Дор-ми-донт.
— Вы верующая?
— Нет, я не о церковных колоколах. О ваших, корабельных.
— А вы их где слышали?
— В море. Когда туман. Очень нудно, если несколько суток подряд звонит.
— Вы были в море? — недоверчиво спросил Игорь.
— Приходилось.
— Ну, Калининградский залив — это еще не море.
Девушка усмехнулась. Помолчала в нерешительности, потом равнодушно сообщила:
— Приходилось и в Атлантику ходить.
Игорь постарался принять это сообщение спокойно и тоже равнодушно отреагировал:
— Выходит, коллеги.
— Выходит.
— Приятный сюрприз.
— Будем надеяться. Вот это бывшая биржа. — Наташа указала на разрушенное здание с колоннами, протянувшееся вдоль реки. Собственно, только колонны от него и остались, но не трудно было представить, что когда-то оно выглядело великолепно.
— Колоссально! Восхитительно! — воскликнул Игорь. — Ренессанс.
— Вы так думаете? — Наташа не скрывала своей иронии. Но Игорь старался этого не замечать.
— Уверен, — сказал он не очень уверенно.
— Очевидно, у вас в деревне этот стиль в моде. Вон там могила Канта.
— Надеюсь, мы будем скорбеть вместе?
— Нет, я уже опаздываю. Королевский замок, точнее его остатки, прямо перед вами. Как вы думаете, готика или тоже ренессанс?
— Вы случайно не в Королевском замке родились? — спросил я.
— Нет. Я родилась в деревне.
— Потрясающе! — Теперь Игорь уже не скрывал своего восторга.
— Простите, вот идет мой трамвай, — заторопилась Наташа. — Я поеду, а то опоздаю. Надеюсь, теперь не заблудитесь.
— Я не пущу вас. — Игорь попытался удержать ее за руку.
— Но я в самом деле опаздываю.
— Работа не волк…
— Я опаздываю на экзамен.
— В школе экзамены начинаются весной.
— А в институте бывают и осенью. Счастливого визита к королям! — Девушка ловко прыгнула на подножку трамвая. — Не забудьте привинтить динамку к заднему колесу! — Она звонко рассмеялась и помахала рукой.
Игорь ошеломленно хлопал глазами. Я считал:
— Раз, два, три… девять! Аут!
— Что? — очнулся Игорь.
— Чистый нокаут.
— Я ее все равно найду.
— Интересно — где?
— В институте. Ее зовут Наташей.
— В каком институте? Их тут не один. И в каждом по сотне Наташ. Возможно, что она такая же Наташа, как ты Дормидонт.
— Резонно. Есть еще выход. У меня два рубля с копейками.
— У меня рубль.
Но, как назло, ни одного такси. Прошло минут десять.
— Дальнейшее преследование Афродиты считаю бессмысленным.
— Пожалуй. И все-таки я ее найду!
— Надежды юношей питают.
— Ладно, пошли к королям.
Собственно, от замка осталась только исклеванная снарядами и осколками стена и две башни. На высоком гранитном цоколе надпись, старательно забитая отбойным молотком. Что там было написано — не разобрать. Судя по всему — готическим шрифтом.
Мы поднялись по лестнице, влезли на гору кирпича и через пролом в стене вошли в башню. Внутри она была совсем узкой, зато стена ее достигала толщины двух с лишним метров. Какого же калибра был снаряд, пробивший такую стену? Скорее всего, бомба тонн в пять. Кирпич тут очень прочный, особой закалки. Из такого раньше церкви клали. Мне как-то пришлось разбирать такую церковь, намучились мы порядком. Раствор, говорят, замешивали на козьем молоке, он схватывал так, что кирпич от кирпича отделить было невозможно. Кирпичи кололись, а стыки мы не могли разнять.