Иногда по ночам мне становится страшно. Вот, думаю, умру тут в лесу, и никто не узнает, что жила такая Антонида Ивановна Снегирева. Человек, ничего не сделавший для людей.
Вот бы найти такой минерал, из которого можно было бы получить все! И энергию, и пищу. Положил пять таблеток в карман — и лети хоть на Луну. Я даже придумала ему название: аникостит. Ты и я. Нравится?
Ты мне пиши чаще. Ладно? И хоть иногда вспоминай меня. Давай каждый вечер в половине одиннадцатого думать друг о друге? Хорошо знать, что именно в эту минуту ты думаешь обо мне.
А я о тебе все время думаю. Когда разводят костер, вспоминаю, как мы были у дяди Егора и ели уху. Игорешка тогда меня здорово презирал. Как он там? Ты ему обязательно передай привет. Странно, когда были все вместе, как-то не ценили этого. С Катей Иванцовой я частенько ссорилась. А вчера встретила в троллейбусе — обе прослезились.
Ну ладно, ложусь спать. Хочется хоть один раз в месяц поспать по-человечески. Спокойной ночи, милый!
Крепко-крепко целую.
Твой Антон.
P. S. Так не забудь: в половине одиннадцатого!»
15
Игорь протянул мне листок бумаги:
— Посмотри.
Девушка Наташа, бросившая двух непочтительных мальчиков на попечение королей! Настоятельно просим сообщить, как поживают рыбки, по адресу: Балтийск, в/ч… Пахомову И. В.
— Как, сойдет?
— И где ты думаешь это поместить? Советую в «Правде» или в «Известиях».
— Зачем предавать широкой гласности? Повесим у входа в институт. Висят же там всякие объявления, в «Кто утерял зонтик, спросите в гардеробе», «Студента, забывшего получить стипендию, просим обратиться в бухгалтерию». Ну и в том же духе. Я должен ее найти.
— Карась-идеалист.
— А ты — премудрый пескарь. Что пишет Антон?
— Так, пейзажики. Она в экспедиции.
— Я всегда говорил, что Антон может стать даже королевой Люксембурга, если захочет. Во всяком случае, твое щедрое сердце она положила себе в карманчик довольно ловко.
— Присматривай за своим истерзанным сердцем.
— Ох, если бы!.. Пойду искать оказию.
Я думал, что Игорь меня «разыгрывает», но дней через десять он протянул мне свернутый пополам тетрадный листок:
— Вот.
Я развернул листок и прочитал: «Бросьте эти штучки».
— Ну и что?
— Адресок-то на конверте есть! Вот: «Улица Тельмана, дом тридцать девять, Пановой Н. И.».
Рожа Игоря сияла, как надраенный чистолью нактоуз магнитного компаса.
— За упокой души раба божия Игоря свет Васильевича…
— Аминь! — сказал замполит батальона капитан-лейтенант Протасов, входя в кубрик. — Кого хороните?
— Пахомова. Пронзен стрелой Амура в левое предсердие.
— Выходит, Соколов, опять в вашем отделении ЧП?
— Так точно! Слаба воспитательная работа.
— Подтяните.
— Есть подтянуть! На более высокий уровень.
— Ну вот что, остряки-самоучки. Есть дело. В воскресенье к нам приезжают шефы с рыбоконсервного комбината. Надо встретить как полагается. Речи — не морщитесь, Пахомов! — короткие, — на моей совести. А вот концерт… Тут уж выручайте. Бойко хорошо на баяне играет, Маслов поет. Иванов спляшет. Я стихи почитаю. А вот с хором катастрофа. Не спелись еще. Если бы вы, Пахомов, взялись за это, мы бы за пять дней успели кое-что разучить.
— Какой из меня хормейстер? Мне еще в детстве медведь на ухо наступил.
— Врет он, товарищ капитан-лейтенант. Он недавно такие рулады выводил. До-ре-ми-донт! — Я постарался воспроизвести это голосом Наташи.
Игорь из-за спины замполита показал мне кулак. Ах вот как? Это своему-то отцу-командиру?! Я тебя научу субординации.
— Есть еще одно обстоятельство, товарищ капитан-лейтенант. Афродита-то как раз с рыбоконсервного. Кажется, я делаю запрещенный удар — ниже пояса.
— Да ну? Мы ей персональное приглашение пошлем. Как ее фамилия?