ДАЕШЬ МИЛЛИОНЫ ТОНН!
Белые коробочки хлопка в гербах пяти союзных республик: Азербайджанской, Киргизской, Таджикской, Туркменской, Узбекской. Еще полтора века назад из Бухары и Хивы в текстильные центры — Москву, Иваново — потянулись караваны. Шли неторопливо с юга на север по две тысячи верблюдов, груженных хлопком. Заметим, что сегодня такими же путями движутся тысячи вагонов с хлопком, и каждый вагон везет столько хлопка, сколько тащила добрая сотня верблюдов, если не больше. В очерке «Лунная дорога из хлопка» писатель Чингиз Айтматов прикинул, что «если погрузить весь хлопок Узбекистана в вагоны, то потребуется эшелон длиной до Луны».
Нелишне напомнить, что до Октябрьской революции многие фабрики Москвы, Иванова и другие работали на сырье из дальних английских колоний. Своего явно недоставало, так же как и многого другого. Говорится: «металл — это хлеб промышленности». С тем же основанием можно утверждать, что сегодня «хлеб» текстильной промышленности — хлопок. Чего-чего, а хлеба — в буквальном и переносном смысле — должно быть в достатке. Борьба за этот «хлеб» — текстильный, который в значительной мере одевает нас, борьба за миллионы тонн отличного хлопка развернулась на всех фронтах, причем чуть ли не с первых дней Советской власти.
Героические страницы битвы за советский хлопок запечатлены в романе Бруно Ясенского «Человек меняет кожу». Герой этого романа — инженер Уртабаев говорит своему собеседнику: «Если вы заметили, на плато имеются следы древнего орошения. По преданиям, во времена Александра Македонского вся эта долина была орошена и густо населена… Вахш, ударяя с силой, свойственной горным ледниковым рекам, в левый берег, уносил ежегодно породу, смывая головные сооружения арыков. Население вынуждено было постепенно спускаться вниз по течению, выбирая все новые места для головных сооружений. В на* стоящее время из двухсот тысяч га туземная оросительная сеть охватывает не больше шестнадцати процентов. Вся остальная долина с течением столетий превратилась в выжженную солнцем, безводную пустыню… А между тем река Вахш отличается исключительным обилием воды… Восемьдесят процентов этих земель будут пригодны под египетский хлопок, что даст ежегодно свыше трех с половиной миллионов пудов высококачественного волокна…»
Уточним, что понимается под термином «высококачественный» применительно к хлопку. Тонковолокнистый? В контексте приведенной цитаты — да, но вообще-то не обязательно. Волокно, как мы убедились на примерах шерсти и льна, может быть погрубей и потоньше, но служит различным целям. В этом смысле и хлопок но исключение. Скажем, для трикотажа лучше всего сред-неволокнистый. Или по специальной классификации — четвертого типа. Пятого — для ситцев и сатинов. Из определенных сортов получается и лучшая джинсовая ткань. Казалось бы, все ясно — надо дать хлопкоробам четкое задание: сколько каждого сорта хлопка выращивать. Подобно тому, как даются плановые задания, ска-жем^ на выпуск гвоздей…
К слову, и с гвоздями возникают неувязки: одних видов острый дефицит, других — девать некуда, и не только с гвоздями, мы знаем, так случается… А уж с хлопчатником и подавно тяжело. Почему? Прежде всего потому, что это растение, живая природа, вдобавок прирученная. Как и любое домашнее животное или окультуренное растение, утратившее во многом «бойцовские качества» для борьбы за существование. Изнеженное. Но даже в естественном состоянии любой или почти любой живой организм — от микроба до слона — приспособился к определенным условиям существования. При большем или меньшем изменении этих условий чувствует себя неуютно.
От этих общих положений — к тому, что конкретно относится к хлопку. Не принудишь его расти там, где отлично разрастается лен, и даже в более теплых краях. Например, на юге Украины — вроде бы лето жаркое, и почвы неплохие, и оросить можно. Делались попытки выращивать хлопок в Приазовье. Но урожаи получались из рук вон плохими. Все-таки 30-градусная жара, которая для хлопчатника в самый раз, в этих широтах случалась не так уж регулярно и в летний солнцепек. С другой стороны — экваториальный зной под 50 градусов тоже неприемлем для хлопчатника.
Идет узбекский хлопок, идет таджикский, преимущественно тонковолокнистый. Опять же республики расположены по соседству, во многом условия для произрастания хлопка у них схожи. Но капризные сорта тонковолокнистого хлопка прижились на таджикской земле и там радуют урожаем.
На примере хлопка мы видим, как далеко могут завести поиски ответов на вопрос: почему мы так одеты? В какие дебри биологии, экономики, истории приходится, верней, пришлось бы углубиться, чтобы обстоятельно разобраться хотя бы в значении хлопка как материала для одежды. Прекрасного материала. Хлопок и впрямь одевает мир — пусть не наполовину, пусть на треть — уже достаточно. И когда на этикетках изделий зарубежных фирм пишут «100 % коттон», то есть «100-процентный хлопок», — это вполне можно считать хорошей рекламой. Не одно десятилетие прошло с того дня, когда английская королева рискнула показаться на торжественном приеме в ситцевом платье. Это было не только приметой наступления более демократической эпохи, но я признания достоинства хлопчатобумажной ткани.
Было бы несправедливо обойти молчанием другие амплуа хлопчатника — поставщика ряда ценных продуктов. Да и хлопковое волокно — это и вата, и полотенца, и занавеси. И деньги. Да, именно из этого волокна делают «денежную бумагу». А еще из «белого золота» получают порох и мыло, стеарин и глицерин, маргарин и майонез. Можно насчитать около 1200 продуктов — производных хлопка. А как не вспомнить хлопковое масло, без которого немыслим настоящий плов. Да и хлопковый мед — тоже взят пчелами с цветущего хлопчатника…
Одним словом, да здравствует хлопок? Но отчего вопросительный знак? Разве это не категорическое утверждение? Какие претензии могут быть к хлопку? Винить в чем-либо собственно «белое золото» бессмысленно, так же как и благородный металл в буквальном смысле. Разве золото виновато в том, что из-за пего пролито на свете столько крови и слез? И хлопок ли сам по себе повинен в искалеченных судьбах миллионов чернокожих рабов прошлого века? Другое дело: человеческая, вернее сказать, нечеловеческая жадность, жестокость, обман — вот где собака зарыта! Вспомним историю с шерстью в Англии — ведь не «овцы съели людей», а люди, торгаши, эксплуататоры, не думающие ни о чем другом, кроме собственной выгоды…
К сожалению, в наше время с хлопком связывалось то, что не может не огорчать, удручать, возмущать. И не где-нибудь, а у нас, в Средней Азии, в Узбекистане. Сошлись в один зловещий клубок: та же безмерная жадность к наживе, почестям и — бездушное отношение к земле, к природе, к тому, что остается в наследство следующим поколениям. Для этой преступной беспринципной группы деятелей «белое золото» должно было превращаться в их золото… Любой ценой… Очень дорогой ценой…
Ценой плодородной земли, с которой хлопчатник, превратившись в монокультуру, год от года вытеснял сады и бахчи, пшеницу и огороды. Ценой беспечного расточительства воды из Амударьи, питающей жемчужину этих краев — Аральское море. Ценой безудержного натиска ядохимикатов, губящих в конечном счете все живое в округе. Ценой поголовной мобилизации всех — от мала до велика в период хлопковой страды; хваленая техника не в силах справиться с уборкой урожая. Ценой наглого очковтирательства, приписок, взяток, расправ над теми, кто пытался сказать правду…
К сожалению, так было, и к счастью — в прошлом. Однако одним махом не исправишь всех упущений. И тут большие надежды возлагаются на достижения науки и техники XX века. Один из ученых, специалистов по хлопку, заметил, что за последние десятилетия мы узнали об этом растении больше, чем за все предшествующие века. Установлено, например, что в течение суток хлопчатник 10–15 раз обновляет содержание воды в клетках. Таким образом, «дитя Солнца», как его именовали древние, в не меньшей степени и «дитя воды». За один сезон на гектар хлопкового поля расходуется не менее шести-восьми тысяч кубометров воды. Иначе не жди хорошего урожая…