Есть другие слова — они родились уже в самом русском языке: одни — столетия назад, другие — совсем недавно, может быть вчера или даже сегодня.
Язык создавал и создает их обычно из бережно и долго хранимых в его кладовых своеобразных заготовок-полуфабрикатов. Если взять для образца те, которые созданы совсем недавно, можно указать на такие, как «летчик», как «паровоз» или «пароход», как «советский», как «женотдел»… Все части, из которых они сконструированы, живут в отдельности, порознь, очень давно; а вот в таком соединении они стали звучать впервые сто тридцать, шестьдесят, сорок восемь, сорок пять лет назад.
Есть и третья, очень важная группа. В нее входит все то, что наш язык на разных участках своего пути и отвоевал, и выменял, и выторговал у своих соседей. Некоторые из этих слов бросаются в глаза каждому.
Любой подросток скажет, что «самолет» — слово чисто русское, а «аэроплан» пришло к нам из какого-то другого языка. Что русским словом «вратарь» мы заменили заимствованное из Англии «голкипер».
Но далеко не всегда это так очевидно.
Родственные связи нашего языка куда шире, чем обычно думают. Разумеется, все почти знают, что славянские народы — болгары, сербы, поляки, чехи — говорят на языках, близких к нашему: они ведь наши недальние родичи. А вот узнавая, что, скажем, слово, равнозначное русскому «дом», на языке древних римлян звучало как «домус», люди обычно очень удивляются: русский, славянский язык — и латынь, древнеиталийский! Что может быть между ними общего? Неужто они тоже состоят в родстве?
Не только они. Родственные отношения есть у русского языка и с языками многих народов Индии на жарком азиатском юге, и с норвежским, шведским, даже с исландским — северными скандинавскими языками… В поисках родичей того или другого русского слова этимологу приходится пускаться и на берега священного Ганга, и к подножию вулкана Геклы на холодном атлантическом острове: и там и здесь живут люди, говорящие на языках индоевропейского корня.
Вот почему не приходится удивляться, если наше слово «выдра» оказывается тесно связанным с древнеиндийским «udras» — «водяной зверь» и с древнескандинавским «otr» — «выдра»; если в медно-торжественном латинском языке мы встречаем слово «кабаллус», означающее «лошадь» и так похожее на русское «кобыла». Это все языки-родичи, все они — члены развитой, далеко расселившейся по миру индоевропейской языковой семьи.
Заниматься этимологией нашего языка было бы не так уж сложно, если бы в его словаре встречались только индоевропейские слова. Но все куда хитрее! Много веков предки наши — и все восточные славяне, и, в частности, древние русичи — жили бок о бок с разнообразными, да еще все время сменявшимися, соседями. Одни из этих соседей сами были индоевропейцами, другие принадлежали к совсем иным языковым семьям. Прапращуры наши то дружили, то враждовали — на юго-востоке с тюркскими племенами, с печенегами и половцами, берендичами и черными клобуками; позднее — с татарами и турками.
На севере и северо-востоке они всё дальше углублялись в лесистые дебри, где охотились и в могучих реках ловили рыбу; и «белоглазая чудь», и «весь», и «емь», и «сумь» — та самая сумь, имя которой звучит, может быть, и сегодня в самоназвании западных финнов, сынов страны Суоми, — древние финские племена.
Когда пароды сотни лет сталкиваются друг с другом то в мире, то в войне, их языки начинают воздействовать друг на друга. Слова тюркского происхождения, такие, как «лошадь», «утюг», «карий», «бугай», живут теперь в русском языке рядом с позаимствованными у финнов — «тюлень» и «тундра», «навага» и «корюшка»… Все они давным-давно вошли в русскую речь, обрусели, стали совершенно нашими словами… В то же время не меньшее число русских слов и корней переселилось и в финские и в тюркские соседние языки.
Финн говорит «вяртяння», даже не зная, что употребляет, собственно, русское слово «веретено»; уступив русским свои «рыбьи слова» — «навага» и «корюшка», он получил взамен слово «сонка» — русское «сёмга» на финский лад…
Иные слова долго блуждают по всему миру, прежде чем внедриться в язык, живущий на другой стороне земного шара, в совершенно другой географической области, за тридевять земель от места их рождения.
Утром, за завтраком, вы можете, сами того не зная, говорить на множестве самых различных языков. Вы попросили себе кофе — и произнесли слово арабского корня. Потребовали кофе с сахаром — и перешли на древнеиндийский язык, ибо «сахар»— слово индийского происхождения. Если вас больше устраивает не кофе, а чай, вы начинаете говорить по-китайски: «ча» — так в Северном Китае искони веков называется и чайное деревце, и получаемый из его листьев напиток. «Не хочу чая, хочу какао или шоколада!» Ну, в таком случае вы — потомок ацтеков далекой Мексики: «kakahoatl» и «chokolatl» — настоящие американо-индейские (из языка «нагуатль») слова.