На первый взгляд, террор голодом не имеет показательности. Это — стрельба на поражение по площади. Жертвами ее становятся не индивиды, опасность которых для инициатора репрессии установлена, и не вслепую выбранные «мальчики для битья», а вся совокупность людей на определенной территории, включая детей и беременных женщин. Технологическая ненадобность демонстрационных признаков в терроре голодом и ого, говоря на языке советских газет, «идеологическая необеспеченность» (чем можно объяснить необходимость уничтожения детей и беременных женщин?) обусловили осуществление этой репрессии в молчании. Террор голодом — молчаливый террор.
В чем тогда его смысл? Как найти скрытую, но абсолютно необходимую для любого террора показательность в действиях власти, направленных на изъятие у крестьян не хлеба, а всего имеющегося в хозяйстве продовольствия? Ответ на этот вопрос позволит понять, почему Сталин уничтожал украинских крестьян не всегда и не везде (как уничтожали греков, армян, евреев и цыган), а только: а) в 1932–1933 годах и б) в двух административно-политических образованиях, где украинское население составляло большинство — УССР и Кубанском округе Северо-Кавказского края.
Немедленный ответ на этот вопрос явился бы изложением моей личной позиции, и только. Сколько уже основанных на эмоциях личных позиций высказывалось относительно проблемы Голодомора! Своего читателя я хочу подвести к самостоятельному ответу, предоставляя в его распоряжение необходимую сумму неоспоримых фактов.
Начинать такую подводку нужно с анализа истории вопроса. Следует разобраться в том, как во времени и пространстве осмысливался украинский Голодомор.
Естественно, по-видимому, что безошибочно и немедленно в ситуации разобрались сами крестьяне, которых уничтожали при помощи голода. Очевидцы Голодомора рассказывали сотрудникам Дж. Мейса, что власть целеустремленно уничтожала их. Они не могли доказать это документально, но чувствовали зловещие намерения советской власти всем своим естеством. Не удивительно, что комиссия Конгресса США заявила, опираясь именно на эти утверждения, что голод 1932–1933 годов в Украине является геноцидом.
О гибели людей от голода знали только там, где они погибали. Средства массовой информации молчали. Даже в служебной документации компартийно-советских учреждений, которая имела гриф «совершенно секретно», слово «голод» употреблять не разрешалось. Ниже будет показано на одном примере, что этого правила придерживались и на вершине властной пирамиды — в политическом бюро ЦК ВКП(б). Когда для власти возникала необходимость вмешательства — хотя бы для того, чтобы похоронить мертвых, соответствующие инструкции подчиненным давались через «особые папки». Это делалось не для того, чтобы скрыть информацию. В любом регионе голод был «секретом Полишинеля». Кто-кто, а сами голодающие о нем знали. «Особые папки» были нужны, чтобы сделать невозможными официальные и неофициальные разговоры о голоде в среде компартийно-советских работников. Такие разговоры между нормальными людьми привели бы к естественному вопросу: как помочь? А помощь как раз и не предусматривалась. Следовательно, можно сказать, что замалчивание голода — один из механизмов геноцида.
Замалчивание приводило к тому, что в регионах, где террор голодом не применялся, представления о характере и масштабах голода в Украине были размытыми даже у людей очень высокого ранга. Вот как вспоминал о Голодоморе Никита Хрущев, который в начале 30-х годов был вторым секретарем Московского городского и областного комитетов ВКП(б): «Я просто не представлял себе, как может быть в 1932 году голод в Украине? Сколько же тогда погибло людей? Теперь я не могу сказать. Сведения об этом просочились в буржуазную прессу, и вплоть до последнего времени моей деятельности иногда проскальзывали статьи относительно коллективизации и цены этой коллективизации в жизнях советских людей. Но это сейчас я так говорю, а тогда я ничего такого, во-первых, не знал, а, во-вторых, если бы и знал о чем-то, то нашлись бы свои объяснения: саботаж, контрреволюция, кулацкие выходки, с которыми нужно бороться, и др.»
Этот отрывок из воспоминаний можно прокомментировать только относительно даты Голодомора. Пребывая уже на пенсии и надиктовывая на магнитофон свои мысли о пережитом, Хрущев ошибся с датой, что очень показательно. В первой половине 1932 года в Украине вспыхнул голод с десятками тысяч смертных случаев и даже со случаями людоедства как следствие хлебозаготовок из урожая 1931 года. Однако Голодомора не произошло. Прелюдией к Голодомору была полная конфискация хлеба из урожая 1932 года, а сам он стал следствием изъятия всех других продовольственных запасов. Смертные случаи от Голодомора начались поздней осенью 1932 года и достигли апогея в июне 1933 года.