Беллами одним глотком осушил стакан до дна и налил еще. Движения его потеряли уверенность.
– Слыхал я о том, что случилось с Кармайклом и Стентоном. Но ни про какого Торнтона не знаю. Когда это произошло?
– В апреле.
– Он тоже был изувечен, как те другие?
– Не совсем так. У этой жертвы были удалены внутренние органы.
– Боже мой! – одними губами прошептала миссис Беллами, поднося платок ко рту.
Себастьян повернулся к ней и сказал:
– Прошу прощения, мадам, за то, что приходится говорить о таких вещах в вашем присутствии.
– Я отказываюсь понимать, как подобное может случиться. – Пальцы женщины впились в платок. – Что это может значить?
– В одном из стихотворений английского поэта Джона Донна упоминаются именно эти предметы. Оно называется «Песня о падающей звезде». Вам не приходилось его читать?
– Знаю я это стихотворение, – оборвал его хозяин дома. Со стаканом в руке он стоял подле окна. – Но отказываюсь понимать, какое оно может иметь отношение к моему сыну.
– Вам не доводилось встречаться с сэром Хамфри Кармайклом или с Альфредом, лордом Стентоном?
– Нет.
– А с преподобным Уильямом Торнтоном?
Желваки на сжатых челюстях капитана заходили.
– Это кто еще?
– Приходский священник из Эйвери, графство Кент. Его сын был первой жертвой.
Беллами покачал головой.
– Нет. Понятия не имею, откуда бы Адриану знать кого-то из них. Он был совсем мальчишкой, когда ушел в свое первое плавание. Служил гардемарином на «Виктории». – Нотка отцовской гордости прозвучала в полном тяжкого горя голосе капитана. – Даже участвовал в Трафальгарском сражении, видел Нельсона.
– Насколько мне известно, корабль, на котором плавал ваш сын, вошел в лондонский порт на этой неделе?
– Точно. В понедельник.
– Вы с сыном виделись?
– Сразу же, как только судно встало на якорь. Адриан пригласил меня осмотреть его. «Корнуолл» получил в прошлом месяце кое-какие повреждения, когда схлестнулся с одним американским торговцем, пытавшимся нарушить блокаду. Потому-то они и зашли в порт.
– Вы посылали сыну письмо вчера вечером с просьбой приехать в Гринвич?
На лице капитана Беллами отразилось недоумение.
– Нет. Никакого письма я не посылал. А почему вы спрашиваете? Он что, получил что-то из дома?
– Как нам стало известно, да. Хотя само письмо найдено не было.
Капитан направился к столику, на котором стоял графин, и налил себе еще стакан бренди. Себастьян молча смотрел на него. Капитан шел с той цепкой осторожностью, которая иногда вырабатывается в походке человека, крепкого во хмелю, но время от времени подверженного тяжелому и сильному пьянству.
– Вы сами родом из Гринвича, капитан Беллами?
Тот отрицательно качнул головой и снова закупорил графин.
– Грейвзенд. Мой отец был морским капитаном. Как и дед.
– Что в таком случае заставило вас осесть в Гринвиче?
– Моя первая жена была из здешних мест.
– Мать Адриана?
– Да. Она умерла четырнадцать лет назад.
«По-видимому, как раз в то время юный Джеймс[19] и поступил во флот», – подумал про себя Себастьян. Он взглянул на красавицу португалку, сидевшую спокойно и тихо, ее доверчивый взгляд был устремлен на мужа, и задал себе вопрос: «Не послужил ли новый брак капитана причиной, погнавшей его сына на морскую службу?»
– У вас имеются еще дети?
– Дочь, – тихо ответила миссис Беллами. Она тоже внимательно следила за походами мужа к графину. Тонкая морщинка прорезала ее лоб. – Дочь Франческа. Ей двенадцать лет.
– Вы ведь из Бразилии.
Себастьян приветливо смотрел на женщину, она ответила застенчивой улыбкой.
– Да. Откуда вы знаете?
– Я провел там некоторое время, когда служил в армии. – Он снова перевел взгляд на капитана. – Ваш корабль, мистер Беллами, смею предположить, совершал плавания в Южную Америку и Вест-Индию.
– Регулярные рейсы. Как и в Китай, Индию, Африку, Средиземное море. Мало есть на свете портов, которых я не повидал.
– Много времени проводили в Индии? – небрежно поинтересовался Себастьян.
Глаза капитана сузились, и, прежде чем ответить, он медленно сделал еще глоток.