– Не только. Покидая корабль, они увезли с собой почти весь провиант и запасы воды. Капитан, офицеры и пассажиры были обречены на смерть.
– Что же случилось дальше?
Джарвис подошел к потухшему камину, облокотился на каминную полку. После недолгого молчания он сказал:
– Корабль не затонул. Капитан и офицеры умудрились соорудить новую мачту и натянуть парус. Но все было бесполезно. На море царил полный штиль.
– Надолго ли несчастным хватило запасов пищи и питья?
– Ненадолго. Они были обречены на смерть, но за день-два до верной гибели пришло спасение. На них наткнулся флотский фрегат, корабль королевского английского флота «Соверен».
– И ваш сын?..
Джарвис отвернулся и уставился взглядом на темную решетку камина.
– К несчастью, когда разразился бунт, Дэвид получил ранение. Он скончался за несколько часов до появления фрегата.
Себастьян не сводил глаз с лица говорившего, горе, написанное на нем, было подлинным, но с этим человеком видимость почти всегда оказывалась обманчива.
– Я полагаю, что связь между смертью вашего сына и убийством Адриана Беллами вполне возможна. Но какое отношение гибель Дэвида может иметь к происшедшему с Домиником Стентоном, Барклеем Кармайклом и Николасом Торнтоном?
Джарвис поднял голову.
– Не знаю ничего про Торнтона, но пассажирами «Гармонии» были также лорд Стентон и сэр Хамфри Кармайкл.
Себастьян нахмурился. Когда он спросил капитана Беллами, знакомы ли ему эти имена, тот отвечал отрицательно.
– Вы уверены?
– Разумеется, я полностью в этом уверен. Оба они давали показания на суде над мятежниками.
– Взбунтовавшаяся команда была поймана?
– Бунтовщиков судили и повесили. Это событие имело место четыре года назад. Судебный процесс произвел в те дни своего рода сенсацию.
Себастьян задумчиво прищурился, вспоминая. В то время он служил в армии и находился на континенте.
– Что дает вам основания опасаться за мисс Джарвис? Вас не было на несчастном корабле, там был лишь наш сын.
– Погибли не капитан Беллами, не сэр Хамфри и не лорд Стентон. Погибли их сыновья. Сыновей у Дэвида, разумеется, не было, но у него осталась сестра.
Из-за окна донесся резкий крик уличного ремесленника: «Чиню стулья! Чиню стулья!» Себастьян поморщился.
– Откуда вы узнали о моем участии в расследовании?
– Узнал, – прозвучал лаконичный ответ.
Себастьян оборотился к двери, собираясь уходить.
– В таком случае могу предложить вам нанять сыщиков и поручить им охрану дочери. Доброго вам дня, милорд.
Он ожидал, что Джарвис не позволит ему уйти, задержит. Но когда этого не последовало, Себастьян догадался: лорд рассказал все, что намеревался, и теперь ему самому предстоит решить, использовать полученную информацию или нет.
Себастьян покидал особняк, когда в вестибюле ему повстречалась мисс Джарвис. Высокая фигура, гладко зачесанные каштановые волосы, прямой взгляд серых глаз и отцовский ястребиный профиль.
«Если есть на свете женщина, вполне способная сама о себе позаботиться, – всегда считал Себастьян, – то это именно грозная дочь мистера Джарвиса».
– Святые небеса, – воскликнула она, приостанавливаясь от удивления, – вы-то тут каким образом? – Чуть наклонила голову и с подчеркнутым изумлением стала разглядывать Себастьяна. – Странно, но ни ружья в руках, ни ножа за поясом.
Когда он впервые увидел ее здесь, в особняке отца, у него действительно был в руках пистолет, приставив который к голове девушки он ее похитил.
Сейчас же, улыбнувшись, Себастьян продемонстрировал пустые ладони и сказал:
– Вы их просто не видите.
Улыбка его не встретила ответной. Сердитые умные глаза смотрели серьезно.
– Что все-таки вы у нас делали?
– Спросите вашего отца.
– Непременно, так и сделаю. – Она направилась к двери в кабинет, затем замедлила шаги и оглянулась, бросив через плечо: – Ах да! Будьте любезны, воздержитесь от похищения нашей горничной, когда будете выходить.
ГЛАВА 32
Несколько последних лет Генри Лавджой обитал в небольшом аккуратном кирпичном доме, расположенном на Расселл-сквер. Место вполне приличное, но далеко не фешенебельное, и это обстоятельство устраивало магистрата как нельзя лучше. Когда-то Лавджой был средней руки торговцем, но смерть сначала жены, а потом и единственной дочери внесла изменения в его жизнь. Духовное откровение, испытанное им, сначала обратило его к реформистской церкви, а затем привело к решению посвятить остаток жизни служению обществу.