— Где вы все-таки были в ночь на воскресенье?
— Дома. В постели со своей женой. — Куэйл наклонился ближе к собеседнику, глаза его казались синими льдинками. — А в чьей постели были вы, милорд? Не расскажете?
Улыбнувшись, Себастьян ответил:
— Тоже в постели. Но не с женой.
Он повернулся, намереваясь уходить, но капитан остановил его. Голос его зазвучал громче.
— Вы промахнулись с вашими догадками относительно меня. Слышите, Девлин? Промахнулись. Я ничего общего не имел ни с Кармайклом, ни со Стентоном.
— В самом деле? — Себастьян взял в руку уздечку гнедого и прикоснулся ею к груди капитана. — В таком случае почему вы лжете?
Стоя в тени колоннады палладианского здания рынка, Себастьян видел, как Куэйл, быстро оглянувшись, поспешил исчезнуть в одной из дверей, ведущих во внутренние помещения.
— Проследи за ним, — велел он Тому. — Я хочу знать, куда он ходит и с кем видится.
Том надвинул пониже на глаза шапку и ухмыльнулся:
— Будет сделано, хозяин.
ГЛАВА 17
Чарльз, лорд Джарвис, взял кончиками пальцев понюшку табаку, поднес к носу и с наслаждением чихнул.
Это был высокий мужчина, обладавший крупным дородным телом, исправным аппетитом и властью такого масштаба, что подобной ей ни у кого в Англии больше не было.
Хотя он и претендовал на кровное родство с королем, своим могуществом Джарвис был обязан не столько случайности рождения, сколько блеску несравненного ума, тонкой способности манипулировать людьми и безоглядной преданности королю и отечеству, которую никто не подвергал сомнению. Если бы не лояльность Джарвиса, ганноверцы уже давно потеряли бы свое непрочное место на троне, что прекрасно понимали как регент, так и старый король. Во всяком случае, король понимал это в те промежутки времени, когда обретал прежнюю ясность рассудка, что бывало не часто.
Джарвис держал свои кабинеты и во дворце Сент-Джеймс, и в Карлтон-хаусе, хотя в последнем со дня объявления регентства несколько месяцев назад проводил значительно больше времени. Свой собственный дом на Беркли-сквер он старался навещать как можно реже, ибо тот так и кишел представительницами женского пола, к которому Джарвис питал мало симпатии и еще меньше нежности. Его мать — злобная, алчная фурия, жена — идиотка, а единственное дитя, дочь Геро… Джарвис почувствовал, как поднимается в груди жгучее волнение, и поспешил встать и налить себе бренди, чтобы успокоиться. В свои двадцать пять лет его дочка была строптивой упрямицей, вечно погруженной в дела тошнотворной благотворительности и, похоже, даже не помышляющей о том, что пора уже выйти замуж.
Когда-то у Джарвиса был сын, слабовольный чувствительный мальчик по имени Дэвид, но он погиб, и теперь дочь осталась его единственным чадом. Если бы Геро соизволила сочетаться браком с каким-нибудь достойным человеком и родить сына, Джарвис, безусловно, стал бы отчаянно гордиться дочкой, не считая, конечно, этих ее радикальных вывертов. Но при нынешнем положении дел она была для него словно бельмо в глазу.
Он поднес к губам бокал и сделал глоток. Девка, которую он приказал сегодня доставить сюда для беседы, принадлежала к давно известному сорту. Смазливая дрянь, всегда готовая раздвинуть ноги, привыкла пользоваться своей красотой, искушая и прельщая мужчин. Неважно, работала она на французов по убеждению или из голой корысти, она расскажет все, что ему нужно знать. Или он раздавит ее. Ее и Девлина, если понадобится.
Осторожный стук в дверь заставил Джарвиса оглянуться и увидеть, как Кэт Болейн, высоко подняв голову и храня ту царственную осанку, которой безуспешно пытаются подражать принцесса Каролина и его собственная дебелая дочка, входит в кабинет. Она делала вид, что ничуть не боится, но Джарвис прекрасно знал, что это не так. Тут бы только дурак ничего не боялся, а эта маленькая актриска далеко не дура.
Надо признать, она красива, хоть и совсем не в его вкусе. Его привлекали женщины хрупкие, с мягкими льняными волосами, а эта Болейн была высокой и темноволосой. Не сводя с него разгневанного взгляда ярко-синих глаз, она произнесла:
— Вы хотели меня видеть, как мне передали.
— Великолепная игра, — сказал он, и ее брови взметнулись в удивлении и вопросе. — Но ненужная. Нам обоим известно, почему вы здесь, и, надеюсь, вы не станете тратить ни мое, ни ваше время на заявления о невиновности.
— Это трудно, когда не знаешь, в чем тебя обвиняют.
Она явно сохраняла контроль над собой.
Джарвис сделал еще глоток. Не стал ни предлагать ей вина, ни приглашать сесть.
— Нам известно о вашем сотрудничестве с французской стороной. И, надо признаться, известно уже давно.
— В самом деле? Если вы считаете, что забросили удочку, должна вас разочаровать, рыбка не клюнула. — Она повернулась к двери, собираясь уходить, — Я могу идти?
Он подошел к креслу возле пустого камина, опустился в него и, усевшись поудобнее и вытянув перед собой моги, сказал:
— Нет.
Она на мгновение замерла, затем медленно обернулась и снова посмотрела ему прямо в глаза.
— Прошлой зимой нами был получен некий доклад, поданный в наше учреждение двумя агентами. Копия этого доклада перед вами, на столе. — Кивком Джарвис у казал на черную папку, лежавшую на столике, расположенном сбоку от большого рабочего стола. — Можете ознакомиться. Не сомневаюсь, что это чтение доставит вам нешуточное удовольствие.
Кэт недрогнувшей рукой взяла папку и стала быстро просматривать ее, наскоро листая бумаги. Один-два раза она перечитала написанное, едва успев подавить изумленное восклицание. Закончив чтение, положила бумаги на прежнее место и взглянула на Джарвиса.
«Какие огромные, однако, эти знаменитые синие глаза на бледном лице».
— Я отрицаю все, что здесь написано.
— Это не имеет значения. Я велел пригласить вас сюда не для того, чтобы обсуждать содержание этой интереснейшей записки.
— Для чего же в таком случае?
Джарвис скрестил руки на груди и переменил позу.
— Как вы, несомненно, догадываетесь, деятельность мосье Пьерпонта в пользу Парижа нам известна так же хорошо. Мы не тревожили его, поскольку это было не в наших интересах. Но в феврале его поспешный отъезд разрушил сложившуюся благоприятную ситуацию. Агенты докладывают нам, что Наполеон заслал в Лондон нового осведомителя, и теперь нас интересует имя этого человека. Мы намерены узнать его от вас.
Кэт хотела было заговорить, но он поднял ладонь, останавливая ее.
— Несущественно, знаете вы его имя или не знаете. Ибо если не знаете, уверен, что имеете возможность узнать. Вам придется сделать это быстро. К ближайшей пятнице.
Она продолжала смотреть на него в упор. Голова ее была по-прежнему высоко поднята, глаза горели непокорным огнем.
Джарвис усмехнулся:
— Думаете, ваш приговор получил отсрочку? Отнюдь нет. Вы решили, что, сохраняя свободу действий до того дня, сумеете бежать из страны. Неумно. За вами будут следить. При малейшей попытке ускользнуть — или же предупредить джентльмена, имя которого нас интересует, — вы будете схвачены, — Он рывком поднялся и подошел к Кэт: — В нашем распоряжении есть специалисты, которым доставляет удовольствие причинять людям мучения, и в этом они добились известных успехов. Им не потребуется много времени на то, чтобы добиться от вас всей информации, которой вы обладаете. Но, боюсь, этим они не ограничатся. И когда с вами будет покончено, ваше личико не будет больше таким красивеньким, а фигура — такой привлекательной. Вы станете молить их убить вас, и они пойдут вам навстречу. Не торопясь.
Вытянув руку, он коснулся пальцем щеки Кэт. Не успев совладать с собой, она вздрогнула.
— И если мне еще не удалось убедить вас в пользе нашего сотрудничества, то добавлю одно. Вам стоит подумать над тем, каковы будут для виконта Девлина последствия того, что его любовница оказалась вульгарной французской шпионкой. Если думаете, что вам удалось не впутать его в вашу деятельность, то уверяю, что к тому времени, когда наши люди закончат работу с вами, вы это сделаете.