Девлин погладил ее волосы, коснувшись рукой подбородка, приподнял лицо.
— Что с тобой? — тихо спросил он.
Издав смущенный смешок, Кэт покачала головой.
— Почему ты спрашиваешь?
— Я вижу, тебя что-то тревожит. И это «что-то» ты пытаешься утаить от меня.
Она накрыла его ладонь своею, подняла и прикоснулась губами к его пальцам. Голос ее звучал все так же беззаботно, улыбка оставалась сияющей.
— Ты хочешь сказать, что актриса из меня никудышная?
— Я хочу сказать, что знаю тебя достаточно хорошо.
— Уверен? — Она положила его ладонь себе на грудь. — Знаешь меня всю?
Его пальцы мягко сомкнулись, сквозь тонкий муслин платья она чувствовала его нежную ласку, видела всплеск желания в его глазах. Ее веки медленно опустились, голова стала клониться, дыхание вырывалось из полураскрывшихся губ быстрыми взволнованными вздохами.
Себастьян соскользнул с кресла, опустился на колени рядом с ней. Теплые губы прижались к ее шее. Пальцы отыскали завязки пояса под грудью, распустили их. Платье скользнуло с ее плеч, следом шемизетка, надетая под ним.
Ставший жадным рот припал к ее губам. Прильнув обнаженным телом к возлюбленному, Кэт усилием воли гнала от себя прочие мысли — только этот мужчина, эта любовь, этот поцелуй — и наконец полностью подчинилась моменту.
Позже, когда они обнаженные лежали в постели, Себастьян, лаская ее лицо, вдруг сказал:
— Выходи за меня, Кэт.
Боль наполнила ее сердце, боль сожалений о том желанном, что навсегда останется неисполнимым. Но она была актрисой и поэтому сумела обратить ее в улыбку. Только голос чуть дрогнул, когда она сказала:
— Ты же знаешь, я не могу стать твоей женой.
Он приподнялся на локте, и Кэт увидела, как светятся в потухающих сполохах огня в камине его странные глаза.
— Тетушка нашла для меня невесту. Некая леди Джулия. Не помню, как ее фамилия. — Он переплел свои пальцы с ее, продолжал говорить сделанной беззаботностью, но она знала, как важно для него это. — Если ты вправду любишь меня, то спасешь от матримониальных планов моих родственников. Согласись выйти за меня замуж, Кэт.
— Леди Джулия, или как ее там, будет для тебя более подходящей женой.
— Нет. Мне нужна только ты.
— Никогда. Я погублю твою жизнь.
Ее голос превратился в шепот. Себастьян обнял Кэт, погрузил лицо в ее волосы.
— Не погубишь, — прошептал он. Все следы беззаботности исчезли из его голоса. — Погубишь, если не станешь мне женой.
ГЛАВА 25
Среда, 18 сентября 1811 года
На следующее утро, в тот ранний час, когда Генри Лавджой едва успел расстаться с постелью, один из констеблей уже барабанил в его входную дверь.
— В чем дело, Бернард? — спросил его магистрат, ежась от напущенного вошедшим констеблем холода раннего утра.
— Помните, сэр, вы нам вчера рассказывали об одном происшествии? О том, которое считаете связанным со стишком про русалок и мандрагору какую-то?
Генри Лавджой почувствовал, как тяжесть глубокого беспокойства заворочалась у него в груди.
— Конечно, помню.
Рука Бернарда поскребла подбородок, поросший бородой.
— Сэр, в порту у доков обнаружено кое-что. Думаю, вам следовало бы на это посмотреть.
В тусклом предрассветном зареве лес мачт выступал над рекой, словно привидение, бесформенное и беспредметное. Магистрат засунул руки в карманы пальто и нахохлился, стараясь подавить дрожь. Туман клубился над водой, наступал на него со всех сторон, неся с собой промозглый холод, дыхание влаги, сильный запах пеньки, смолы, тухлой рыбы.
— Эй, вы там! Стойте, дальше нельзя. — Внушительного облика констебль проявился из тумана. — Никому не позволено сюда проходить. Приказ с Боу-стрит.
— Генри Лавджой, полицейский участок на Куин-сквер, — бросил магистрат.
Констебль посторонился. Лавджой зашагал по деревянному настилу дока, эхо его шагов гулко звучало в воздухе.
Впереди можно было уже различить небольшую группу людей, собравшихся возле старого пакгауза. Генри помедлил, стараясь подавить то отвратительное ощущение в горле, которое не давало ему дышать. Зрелище насильственной смерти всегда болезненно воспринималось им. Ему приходилось предварительно готовить себя к нему, и только самообладание помогало магистрату перенести вид человеческой плоти, изувеченной так, что она скорее напоминала разделанную на отбивные тушу.
При его приближении один из мужчин отделился от толпы и направился к нему. Грузный, с выпуклыми, водянистого цвета глазами и мясистыми влажными губами, Джеймс Рид был одним из трех служащих магистратов главного полицейского суда на Боу-стрит. Этот узколобый чиновник принадлежал к числу людей, которых отличали бешеное честолюбие и зависть.
— Мистер Лавджой, — начал он с напускной доброжелательностью, — вам совсем не обязательно находиться здесь, рискуя к тому ж заполучить простуду. Утро сегодня до крайности промозглое. Этого парня укокошили достаточно далеко от Куин-сквер.
Доки на Темзе располагались на территории, подпадавшей под юрисдикцию Боу-стрит, и коротенькая речь мистера Джеймса достаточно ясно показала магистрату, что в его присутствии здесь совсем нет необходимости, более того, оно даже нежелательно. Генри перевел взгляд с чиновника дальше, туда, где на землю падала тень здания склада.
— Я слышал, что во рту обнаруженной сегодня жертвы оказался корень мандрагоры.
Все деланое дружелюбие чиновника вмиг улетучилось.
— Ну так что из того? Вам эта деталь о многом говорит?
— О многом. Сегодняшнее происшествие может быть связано с недавними убийствами мистера Барклея Кармайкла и юного Доминика Стентона.
— Вы говорите о Потрошителе Пижонов? — Джеймс Рид хрипло рассмеялся. — Маловероятно. Этого никто не потрошил.
Генри на мгновение сконфузился, озадаченный.
— Тело жертвы не было изуродовано?
— Нет. Всего лишь пырнули в бок ножом… Ну и потом сунули ему в рот этот салат.
Генри взглядом обежал представшую картину. В свете наступающего дня теперь легко различались темные громады судов, стоявших на якорях вдоль русла реки. Он оторвал от них глаза и принудил себя смотреть на распростертую на земле у здания склада фигуру.
Убитый лежал навзничь, одна нога была неловко подвернута вбок, будто его оставили в том положении, в котором он упал. Плоть нигде не была срезана с тела. Никакого изъятия внутренностей. Горло его не было перерезано. Причина смерти совершенно ясна — удар ножом, нанесенный в бок. Только присутствие корня мандрагоры во рту жертвы могло бы связать это убийство с убийствами Торнтона, Кармайкла и Стентона. В таком случае почему способ, которым оно произведено, так сильно отличается от предыдущих?
Звук шагов Лавджоя гулко разнесся в воздухе. Тело жертвы никто не побеспокоился прикрыть, и теперь убитый человек лежал, уставив в небо мертвые глаза. Черты его лица после смерти смягчились.
Он был молод, как и предполагал магистрат, лет около двадцати. Красивый юноша с каштановыми волосами, правильными чертами загорелого, обветренного лица, принадлежавшего человеку, который проводит жизнь в море. На нем был мундир лейтенанта королевского флота, поблескивали аккуратно начищенные пуговицы и пряжки.
— Лейтенант флота его величества? — спросил магистрат.
— Да. Имя — Адриан Беллами, приписан к экипажу судна «Корнуолл». Не чета вашему сынку банкира или будущему пэру.
Едва заметную нотку издевки, прозвучавшую в этих словах, Лавджой предпочел проигнорировать.
— Как давно «Корнуолл» стоит в порту на якоре?
— Пришвартовался в ночь на понедельник, насколько мне известно. В конце нынешней недели намерен сниматься.