Свобода выбора у человека есть всегда, но свободы воли, если он повязан привязанностями, - нет. Его воля в каких-то своих устремлениях ограничивается привязанностями, и в таких ситуациях ему требуется сила воли, чтобы осуществить избранное, преодолев диктат привязанностей. Если же человек обретает Любовь, которая освобождает его от привязанностей, то, поскольку привязанности перестают его сковывать, вместе с Любовью он обретает и свободу воли.
И тот человек, который Любит - не собственник своей Любви, а только носитель Любви Божией, также подаренной ему Свыше. Однако, если человек Любит, то те, к кому обращена его Любовь, могут жаждать осознанно или бессознательно, чтобы он был зависим от них (либо как раб, либо как рабовладелец), вследствие чего Любовь его будет восприниматься ими как “неправильная” либо даже как откровенное зло и отсутствие Любви. Но это уже беда их, а не Любящего.
Кроме того, в отличие от привязанностей, Любовь не искажает деятельности интеллекта. Тем не менее, если в поведение человека врывается не переосмысленная порочная по сути своей информация, свойственная его памяти, человек может совершить ошибку и, сотворив что-то дурное во внутреннем или внешнем мире, выпасть из состояния Любви на более или менее продолжительное время. Но ему самому то состояние, в которое он скатился из-за ошибки, будет омерзительным до такой степени, что он приложит все свои силы, чтобы вернуть в себя Любовь, без каких-либо к тому внешних понуканий.
И вследствие такого рода специфических свойств Любви и «нелюбви», реально в мире люди развиваются двояко: либо под воздействием внешних обстоятельств, которые их в конце концов уничтожают либо приводят к Любви; либо под воздействием горящей в них Любви. Поверьте, второе лучше.
Но действительно говорить о Любви тем, кто Любит, - нет необходимости, а говорить для тех, кто её не несет в себе, - это подобно тому, что сказать слово «мед»: далеко не у каждого во рту от этого станет сладко; и уж совсем не каждый обнаружит, что у него во рту от произнесенного другим слова действительно появился настоящий мед.
Тем, кто не несет в себе Любви, но способен её нести, имеет смысл говорить только о том, что им известно, но не является Любовью, и что они по неведению своему, желая быть любимыми и желая Любить (а стремление к этому заложено в человека Свыше, хотя суета может его заглушить), называют «любовью» вопреки сути того, с чем имеют реально дело. И если они хотят Любить, то они найдут Любовь благодаря такого рода подсказке, если примут подсказку; найдут благодаря подсказке быстрее, нежели нашли бы её сами, продираясь через суету цивилизации, повязанные привязанностями, в том числе и страстными, по рукам и ногам. Поэтому здесь было сказано больше о том, что не являет собой Любовь, хотя и именуется в обществе привычно - «любовью», и даже с какими-то эпитетами, хотя Любовь - проста и в эпитетах не нуждается, будучи совокупностью совершенства и имея основания и цели в себе самой.
А если говорить о нас, то пишущий эти строки обрёл в жизни иную Любовь, а не то разнообразие “любви” природной, “любви” родственной, “любви” духовной, о которых говорится в Последнем Завете, и которое способно скрутить индивида в бараний рог, спеленать его по рукам и ногам, лишив его возможности проявить свою человечность. И Любовь - его достояние свободы. И нет причин для того, чтобы принять Последний Завет, отказавшись от уже дарованного лучшего.
Проявления же Любви и «нелюбви» всегда конкретны и своеобразны.
Теперь обратимся к Писанию, но не для того, чтобы цитатами из него что-то доказывать или опровергать, а чтобы показать весьма специфическую конкретность проявлений Любви и «нелюбви». Сначала определимся в отношении ко лжи и правде. В Последнем Завете читаем:
«… тот, кто ищет неправду найдет её во всем, и даже там, где царит одна только правда. Ибо ложь от тьмы берет, а во тьме все цвета одинаковы и видимые очертания предметов теряют истинность. Посему ложь накладывается на всё и легко способна извратить даже правду. Правда же никогда не способна покрывать ложь» (Послесловие, 285 - 288).
Правда действительно не покрывает ложь ни при каких обстоятельствах, обличая ложь всегда. Определившись в этом согласии о взаимоотношениях правды и лжи, обратимся к Новому Завету.
«… Иисус удалился в страны Тирские и Сидонские. И вот, женщина Хананеянка, выйдя из тех мест, кричала Ему: помилуй меня, Господи, сын Давидов, дочь моя жестоко беснуется. Но Он не отвечал ей ни слова. И ученики Его, приступив, просили Его: отпусти её, потому что кричит за нами. Он же сказал в ответ: Я послан только к погибающим овцам дома Израилева. А она подойдя, кланялась Ему и говорила: Господи! помоги мне. Он же сказал в ответ: нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам. Она сказала: так, Господи! Но псы едят крохи, которые падают со стола господ их. Тогда Иисус сказал ей в ответ: О, женщина! велика вера твоя; да будет тебе по желанию твоему. И исцелилась дочь её в тот час» (Матфей, 15:21 - 28).
И есть притча - ответ на вопрос «Кто мой ближний?», которую приводит Лука:
«Некоторый человек шёл из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва живым. По случаю один священник шел тою дорогою и, увидев его, прошёл мимо. Также и левит, быв на том месте, подошел, посмотрел и прошел мимо. Самарянин же некто, проезжая нашёл на него и, увидев его, сжалился и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и, посадив его на своего осла, привез в гостиницу и позаботился о нем; а отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостиницы и сказал ему: позаботься о нём; и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе. Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам? Он сказал: оказавший ему милость. Тогда Иисус сказал ему: иди, и ты поступай так же» (10:30 - 37).
В первом эпизоде Иисус ведет себя как расист, и оказывает помощь дочери Хананеянки не потому, что она, уверовав, просто обратилась к нему «помилуй меня, Господи!», а потому, что она признала свое положение, равное псу, по отношению к “господам мира” - иудеям, единственно для спасения которых из заблуждений и послан Иисус.
И нечего прикрываться отговорками, что «после того и по причине того - это разные вещи», поскольку Божий Промысел никогда не создает двусмысленных ситуаций, дающих основание кому бы то ни было упрекнуть Бога в творении зла.
Во втором эпизоде Иисус порицает иудейский расизм как ложное убеждение, и тем самым порицает свое же поведение в эпизоде с Хананеянкой, в котором он, как показывает Новый Завет, покрыл ложь о расовом превосходстве иудеев над псам подобными остальными народами своим авторитетом и новой ложью.
Нам ясно, что тексты Нового Завета извратили истину, некоторым образом противопоставив друг другу эти два эпизода.
Высказав это обратимся к Последнему Завету:
«35. Много приходилось говорить ранее, и ныне говорю вам: какой толк говорить о вере Господу своему, если вы не поверили Сыну Его, пришедшему Вам во благо ваше?
36. Сколь редко приходилось и приходится отметить веру достойную!
37. Так коснитесь еще раз одного из ключиков таинства сего, который был запечатлен для вас в Писании Завета Нового! Ну а имеющий уши - да услышит!