Выбрать главу
Дмитрий Быков

Геннадий Бурбулис, первый и единственный Государственный секретарь РСФСР

«Утрата родины для нормального человека – личная трагедия»

Геннадий Эдуардович Бурбулис

Родился в 1945 году в Первоуральске

На выборах президента РСФСР в 1991-м возглавлял штаб Бориса Ельцина

С июля 1991 по ноябрь 1992 года – Государственный секретарь Правительства РСФСР

С ноября 1991 по апрель 1992 года – первый заместитель председателя правительства РСФСР

Активно участвовал в подготовке Беловежского соглашения и способствовал приходу молодых экономистов – «команды Гайдара» – к власти

Интервью состоялось в декабре 2016 года

* * *

Среди ныне живущих российских политиков Геннадий Бурбулис – пожалуй, ключевая фигура исторической драмы распада СССР. Именно ему принадлежит знаменитая формулировка: «Союз ССР как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает свое существование». Эти слова спустя 20 лет стали стилистической основой знаменитой формулы Владимира Путина – «крушение Советского Союза было крупнейшей геополитической катастрофой века». Так все-таки драма, катастрофа или «беловежский консенсус, обозначивший окончание XX века», как утверждает сам Геннадий Бурбулис?

Сорокалетний доцент факультета философии, преподаватель марксизма-ленинизма из Свердловска в разгар перестройки переезжает в Москву, оказывается в команде своего земляка Бориса Ельцина и за пару лет превращается чуть ли не в демиурга новой постсоветской реальности. Он становится первым и единственным Государственным секретарем РСФСР; приводит к президенту Ельцину Егора Гайдара, который возглавит первое российское правительство реформ; формулирует идеологию выхода России из масштабного экономического, социального и даже экзистенциального кризиса.

Ничего подобного я не сумел бы увидеть в моем собеседнике в 1989 году, когда впервые брал у него интервью в фойе Дома культуры Московского авиационного института, в те времена – месте сосредоточения активистов Перестройки. В момент, когда исчезали старые кумиры и умами завладевали прорабы перестройки, беседа с преподавателем марксистско-ленинской философии с Урала могла заинтересовать разве что энергичную и жаждущую перемен газету «Советская молодежь» (издавалась в Риге), в которой я тогда работал. В следующий раз мы беседовали с Геннадием Бурбулисом в дни двадцатипятилетнего юбилея Беловежья, и за интервью с ним выстраивались очереди журналистов – пишущих и телевизионных, российских и иностранных.

В этом ажиотаже вокруг юбилея Бурбулис представал главным ответственным за «катастрофу». А как иначе, если глава государства назвал случившееся так. Геннадий Бурбулис не собирался оправдываться, но о многом умалчивал. Например, когда я спросил его об авторстве так называемого «меморандума Бурбулиса», с которым он спустя месяц после провала ГКЧП приехал в Сочи к отдыхавшему там Борису Ельцину, бывший сподвижник первого российского президента ушел от ответа. А ведь в том меморандуме излагался план выхода России в самостоятельное плавание, который он разработал совместно с командой еще не ставшего тогда премьером Егора Гайдара. И миссию убедить в верности этого плана Бориса Ельцина мог взять на себя только госсекретарь.

* * *

– Я задаю всем героям книги одинаковый первый вопрос: вам когда-нибудь приходило в голову, что Советский Союз перестанет существовать и Россия станет самостоятельным государством?

– Было предчувствие, что Советский Союз не выдержит испытания перестройкой. Как и лично Михаил Горбачев, сумевший гениальным образом откликнуться на ту глубинную работу, которая была проделана не одним поколением советских граждан. И диссиденты, и шестидесятники, и мое послевоенное поколение – все мы вместе готовили перестройку. Огромное спасибо Горбачеву, что он оформил политически эту возможность, придал ей вербальную форму существования в документах Пленума 1985 года, призвав к демократизации, гласности, самостоятельности. И самым вдохновенным импульсом были, конечно же, выборы 1989 года.

– Съезд народных депутатов?

– Да. Во-первых, они [Горбачев и его соратники] придумали прекрасное название «народный депутат». Это чудесное изобретение, отражающее бесконечные чаяния, тревоги и надежды, которыми мы жили. Но, может быть, наибольшие мои переживания связаны с тем, что Горбачев и его соратники не выдержали перегрузки от масштаба и глубины необходимого самопреобразования, саморазвития, самосовершенствования. И беда в том, что, открыв уникальную возможность всей стране ночами наблюдать трансляцию Съезда и даже участвовать в ней изнутри, Горбачев сам же испугался этого реактора свободомыслия, глубоких, ярких мыслителей, которых оказалось в нашей стране очень и очень много. А когда наша межрегиональная депутатская группа начала выдвигать перезревшие идеи и задачи, мы встретили жесткое сопротивление, непонимание и неприятие. Кульминацией стало известное выступление Андрея Дмитриевича Сахарова с последующим изгнанием его с трибуны. Тогда стало понятно: чтобы не потерять в самих себе эту надежду, эту веру, эту мечту, нам надо изменить пространство, и мы сосредоточились на 1990 годе, на выборах народных депутатов РСФСР. Это был первый сигнал, что при такой глубинной идейной ограниченности лидеров у Советского Союза нет будущего.