― Она будет в порядке, ― говорит он.
Кирстен отталкивает его с пути и хватает Кеке за руку, сворачивает ее в крепкий кулак вокруг волшебной палочки и прикрывает одеялом.
― Мы бы не позволили ей умереть, ― раздается голос из-за стола из вишневого дерева.
Доктор Ван дер Хивер разворачивается в кресле, и Кирстен узнает ледяные радужки позади его очков в черной оправе (Мокрая Галька).
― Вы, ― произносит Кирстен. Слово имеет оттенок морских водорослей.
Доктор кивает Маутону, который заводит руки Сета за спину и защелкивает на них наручники. Джеймс вытаскивает руку Кирстен из повязки, чтобы застегнуть на ней наручники. Он делает это по возможности аккуратно, пытаясь не причинить ей боли. Она вздрагивает и сжимается от его прикосновения, как будто его кожа ее обжигает. Раздается аккуратный, металлический щелчок, идеальный квадрат цвета морской волны. Она не видит второй щелчок браслета на ее раненой руке, Джеймс пожимает эту самую руку. Она смотрит на него, но он отворачивается. Медленно она проверяет запястье, все верно: он оставил один браслет открытым.
Доктор замечает ее враждебность.
― Дорогая Кейт, не вини Джеймса, ― говорит он. ― У него не было выбора, он должен был тебя привести.
― Всегда есть выбор, ― парирует Кирстен.
― Верно. Его вариантами было: найти способ привести вас обоих или увидеть, как вы умрете. Он видел... убедительную... работу инспектора Маутона. Он выбрал привести вас.
― Маутон был тем, кто убивал для вас? Полицейский? ― спрашивает она доктора. А затем Маутона: ― Ты убил тех людей? Больную женщину, молодую мать?
― Он просто следовал приказам. Он крайне хорош в своей работе.
― Плюс, он может подчистить за собой, когда придет на место в качестве инспектора. Я готов поспорить, что он хорош в сокрытии своих следов, ― говорит Сет.
― Лишь один из его многочисленных талантов, ― отвечает доктор.
― Почему? ― спрашивает Кирстен. ― Почему список, почему убийства?
Доктор Ван дер Хивер умолкает, как будто подумывая ответить или нет.
― Все сложно, ― говорит он, поправляя очки на переносице.
Дыхание Кеке, кажется, становится глубже: ее кожа уже не так блестит.
― Правда в том, ― говорит доктор, ― правда в том, что делеция всегда последнее средство. Мы сделали все возможное, чтобы до этого не дошло. К несчастью, люди не всегда знают, что для них хорошо. Или их дочери.
― Вы имеете в виду моих родителей? Моих так называемых родителей?
― Твою ― приемную ― мать. После тридцати лет верной службы, она внезапно решила, что хочет рассказать тебе о твоем прошлом. Она была блестящим ученым, ценным активом проекта. Ее падение было крайне неудачным. Если бы она молчала, как все эти годы... так много жизней были бы спасены.
― Включая ее?
― Включая ее. Твоего отца. И твоей ячейки.
― Что? Ячейки?
― Решение твоей матери рассказать тебе о проекте «Генезис» скомпрометировало ячейку. Мы не рискуем. Скомпрометированные ячейки закрываются, их члены удаляются из программы.
― Их убивают, ― поправляет Сет.
― «Удаляются» ― предпочитаемый нами термин.
― Уверена, что так, ― произносит Кирстен.
― Каждое поколение, ― говорит доктор, переплетая перед собой пальцы, ― проект «Генезис» выбирает семь самых особенных детей, чтобы подключить их к программе. Мы очень осторожны, когда дело касается этого отбора, рассматриваются сотни детей по всей стране. Они должны соответствовать определенным ― достаточно строгим ― критериям. Они должны быть абсолютно здоровы, обладать высоким уровнем интеллекта, иметь особенный талант или дар. Также, во время беременности их родители должны были серьезно задуматься о планировании семьи...
― Планировать семью во время беременности? Вы имеет в виду... аборты?
― Аборты или усыновление. Они должны подписать бумаги: продемонстрировать, что они не на все 100% готовы растить ребенка сами по какой бы то ни было причине.
Эти слова причиняют боль и Кирстен и Сету: их вообще не хотели заводить. Когда они узнали, что их похитили, в их сердцах загорелся маленький огонек: их когда-то любили, когда-то лелеяли, а затем их украли. Теперь огонек погас. Не одна, а две пары родителей на самом деле их не хотели. Кирстен знает, что ей не стоит удивляться. В конце концов, в изначальной версии, родители Гензель и Гретель специально потеряли их в лесу.
― Зачем? ― спрашивает Кирстен. ― Зачем проект «Генезис» похищает детей?
― Проект имеет отношение к более чем семи маленьким детям. По правде говоря, программа клонотипа была лишь моим маленьких хобби, в котором другие мне потворствовали. Наше видение намного более всеобъемлюще.
― Вы хотите клонировать нас? ― спрашивает Сет.
― Не клонировать вас... скорее попытаться изолировать гены, которые вы несете и которые делают вас... другими. Особенными. Затем мы сможем воссоздать эти гены в лаборатории и, ну, привить их новорожденным. Вы можете себе такое представить?
Его глаза засияли.
― Можете представить, какой может стать наша страна, если все наши граждане будут здоровыми, умными, сильными и творческими?
― Так вот чем занимается «Фонтус», ― говорит Сет.
Доктор удостаивает его резким взглядом.
― «Дженикс». Евгеника. Амбициозный ублюдок.
Ван дер Хивер ерзает в кресле.
― Слово «евгеника» в последнее время потеряло свою популярность.
― Вероятно, потому что оно архаичное, расистское, этически предосудительное, ― замечает Кирстен.
― То, чем мы занимаемся, не имеет отношения к расизму, ― говорит он.
― Правда? ― спрашивает Кирстен. ― Вот почему вы используете питьевую воду в стране, чтобы практически стереть с лица земли цветное население Африки?
― Нет, ― отвечает доктор, ― не цветное население. Бедное и необразованное население.
― Это пост-апартеид Южной Африки. Большинство бедных людей цветные.
― Простое совпадение.
Доктор пожимает плечами.
― Многие не-белые богаты. По сути, очень богаты, разве не так?
― Совпадение? ― спрашивает Сет. ― У нас подпорченное наследие из-за таких людей, как вы, которые балуются социальной инженерией.
Джеймсу удается привлечь внимание Кирстен.
― Послушайте, ― произносит доктор Ван дер Хивер. ― Уровень рождаемости падает во всем мире. Хорошо известно, что наиболее часто падение рождаемости происходит в развитых странах в наиболее образованных и занятых слоях общества. Мы можем даже назвать их интеллигенцией. Чем выше уровень IQ, тем меньше шансов на потомство. Также мы имеет на лицо движение Чайлдфри: у амбициозных пар в приоритете карьера и жизненный стиль, а не семья. И все же население мира бесконтрольно растет. Люди с ограниченными ресурсами, ограниченными способностями размножаются, создавая огромную нагрузку на не восполняемые мировые ресурсы.
Джеймс покачивает пальцем, чтобы привлечь ее внимание ниже, затем, едва уловимо показывает на свою рубашку, на диван, на куртку, а затем прикасается к своим волосам.
― Это грядущая катастрофа, ― говорит доктор. ― Так что мы трое...
― «Тринити», ― говорит Сет.
― «Тринити».
Кирстен в раздражении отворачивается, но Джеймс продолжает на нее смотреть. Когда она бросает на него взгляд снова, он повторяет тоже самое. Рубашка, диван, куртка, волосы. Он на самом деле дважды показывает на диван, который она в первый раз не заметила.
― Мы познакомились в университете, ― говорит доктор, ― на первом курсе посещали одни занятия по этике. Спорный вопрос был в следующем: нужно ли жителям Южной Африки получать разрешение для рождения ребенка? Так, в конце концов, поступают в Европе и в других странах, когда хотят принять в семью домашнее животное. Есть целый арсенал психологических тестов, домашний скрининг. Система отлажена. Весь класс взревел: конечно же, нет! Все кричали. Что насчет прав человека? Конституция! Но мы втроем вступили в спор в пользу этой гипотезы. Человеческие права на одной стороне, качество человеческой жизни на другой.
Рубашка, диван, диван, куртка, волосы.
Сет задается вопросом, как много раз доктор произносил эту страстную речь, как часто он репетирует ее в душе или пока бреется.
― Когда вода из-под крана стала непригодной для питья, до нас дошло. Это было таким элегантным решением. Добавить лекарство только в субсидируемую государством питьевую воду, а дорогую воду оставить чистой. Если привилегированные горожане пьют "Гидру" по какой-то причине и обнаруживают проблему с зачатием, у них есть средства, чтобы получить помощь. Клиники репродуктивного здоровья имеются в большом количестве.
― Это жестоко. Варварство.
― Природа жестока, мисс Ловелл. Вы знаете, что эмбрионы песчаных тигровых акул убивают и съедают своих братьев и сестер в утробе матери? Это воплощение выживания сильнейших. Нельзя идти против эволюции.
― Дети могут быть единственным даром, имеющимся у семьи.
Доктор смеется.
― Ах, теперь вы сентиментальны. Что насчет нагрузки, которую эти «дары» создают для семьи и страны? Планеты? Что насчет тех детей, которых приходится растить при тяжелых обстоятельствах? Они идут в никуда. Прежде чем мы начали внедрять «Программу» ситуация достигла критической отметки. Сотни детей рождались каждый день, а система образования Южной Африки лежала в руинах.
― Вы знаете, к чему приводит неработающая система образования? Люди выходят на улицы. Преступники. Попрошайки. Детей нанимают, чтобы профессиональные уличные попрошайки получили больше сочувствия у водителей. Новорожденными торгуют, дают рекламу в онлайн объявлениях! Других детей оставляют на людных пляжах, бросают в мусорные контейнеры или того хуже.
― В мае 2013 года, я пережил личный кризис. Задавался вопросом: принесет ли моя работа изменения к лучшему. В тот месяц были найдены два брошенных младенца: один завернутый в пластиковый пакет, обожженный. Другой застрял в канализационной трубе, его мать пыталась смыть его в туалете. Здоровый младенец! И вы говорите мне о варварстве. Суть в том, что детей слишком легко найти, часто нежеланных, подвергшихся насилию, отверженных. «Тринити» поклялась прекратить их страдания. Это было ― есть ― крайне личное. У нас у всех есть своя история. Кристофера Уолдена жестоко изнасиловал священник в церковном лагере. Ему удалось сбежать и добраться до ближайшего дома, использовать их телефон, чтобы позвонить родителям. Вы знаете, что они сделали? Сказали ему перестать выдумывать и отправляться обратно в лагерь. Затем они позвонили священнику и рассказали ему, где он.
Доктор подошел к Маутону.
― Маутон, ― произносит он с привязанностью в голосе. ― Покажи им свою руку.
Впервые, Маутон колеблется, прежде чем выполнить приказ.
― Покажи им, ― побуждает доктор. ― Помоги им понять ту работу, что мы выполняем здесь.
Маутон сжимает зубы и закатывает рукав на рубашке, чтобы показать весь шрам от ожога. Он тянется от его запястья до подмышки. Закрученный узор сияющего вандализма.
― Дело не в одном ожоге. Этот ожог не от несчастного случая в детстве. Отец Маутона часто держал его руку над огнем, чтобы наказать каждый раз, как он плакал, потому что: «Мужчины Не Плачут». Свеча, газовая плита, зажженная сигарета, первое, что оказывалось под рукой. Все началось в его первый день рождения.
Маутон опускает рукав обратно. Поправляет рубашку.
― Мои шрамы не так очевидны, ― говорит Ван дер Хивер, ― мой отец предпочитал хруст сломанных костей. Это и психологическое насилие. Однажды, моя собака, единственный друг, который у меня был, последовала за фермером домой. Мой отец пришел в ярость. Той ночью я положил для собаки дополнительную еду, ждал, когда он придет домой. Следующим утром, когда он вернулся, скачущий и лающий, счастливый видеть нас, мой отец застрелил его в голову. «Собака не была преданной», – сказал он. Он сделал это, чтобы научить меня ценить верности. Мне было шесть лет.
Он переводит дыхание, приподнимает очки и потирает переносицу.
― Уверен, что вы не можете сейчас такого себе представить. Это было до вашего рождения. Детей считали... расходным материалом. Их было слишком много, большинство были рождены нежеланными. Насилие было неизбежным. Неконтролируемое размножение стало бедствием нашего общества. Я понял, когда услышал эту историю о ребенке, смытом в туалет... Я понял, что моя работа крайне важна.
Рубашка, диван, диван, куртка, волосы. Синий, коричневый, коричневый, серый, желтый.
― Вы видите? ― спрашивает он. ― То, что мы планировали так долго, над чем мы работали, наконец, пришло в движение. Мир и чистота. Снижая уровень рождаемости, мы искоренили серию социальных проблем. Больше нет брошенных детей. В школах теперь достаточно книг, планшетов и учителей, места для их учеников, за детьми присматривают и о них заботятся. Меньше необразованных людей означает меньший уровень безработицы, меньше совершаемых преступлений, меньше социальных грантов. Больше налогов, чтобы инвестировать в развитие страны. Лучшая инфраструктура, лучшее образование, лучшее здравоохранение.
Синий, коричневый, коричневый, серый, желтый, думает Кирстен. 49981. Это код, понимает она: код выхода.
― Вы видите? ― спрашивает он снова, в этот раз с большим нетерпением, от гордости его голос начинает дрожать. ― Мы сделали это! Мы ответственны за последнюю бескровную революцию!