– Всегда пожалуйста. Ну так что?
– Потерпи, дай чаю себе налью. У вас вечером все нормально было?
– Отлично. Хани легла спать в полвосьмого и за ночь ни разу не проснулась. Я ей перед сном прочитал две сказки про Анжелину Балерину – она их просто обожает, да?
– Да, сказки она любит больше всего на свете. Я заглянула к ней в комнату около двух, когда вернулась.
– Я и не слышал. Ну, Стелла, не томи, рассказывай! Что там произошло? Кого ты сняла?
– Ох, Фрэнк...
– Вид у тебя усталый.
– Оттраханный, – произносим мы с ним одновременно. Потом я рассказываю: – Сняла симпатичного пластического хирурга. По фамилии Купер. Он был у Изабеллы на ужине. У него крашеные волосы, белые зубы и оранжевая кожа.
– Стелла! – восклицает Фрэнк, в его голосе ужас и недоверие. – Ты переспала с оранжевым пластическим хирургом? Милая, скажи мне, что ты пошутила.
– Увы, нет, Фрэнк. – Я отпиваю чай. В голове все горит. – И он рычал вот так: рррррр.
– Что?
– Голый. В постели. Рычал. Ррррррр. У него атласные простыни. Шоколадно-коричневые.
– О господи. – Фрэнк садится рядом со мной. – А зачем он рычал?
– Наверное, думал, что это очень страстно и первобытно. А что, в твоем репертуаре обольстителя нет произведения “звериный рык”?
– Не-а, – отвечает Фрэнк.
– Действительно, а то я бы его уже услышала, – говорю я. – Спасибо и на этом.
– Не за что.
– А еще он издавал очень смешные лошадиные звуки, – добавляю я.
– Господи боже мой, Стелла! Ты ничего не напутала? Может, это был ветеринар?
– Еще он назвал меня горячей штучкой.
Фрэнк прыскает, поперхнувшись кофе. Я пытаюсь как ни в чем не бывало намазывать на тост масло, но это уже выше моих сил. От смеха на глаза наворачиваются слезы (во всяком случае, я надеюсь, что от смеха). Фрэнк уже просто задыхается.
– Рррррр, – сквозь хохот рычит Фрэнк. – Эй, горячая штучка! – Он вскакивает и начинает носиться по кухне, как бы вскидывая лапы, прыгая из стороны в сторону с диким рыком, подмигивая мне и, конечно, хохоча во все горло.
– Перестань, – всхлипываю я, с трудом переводя дыхание. – Не смейся над моей любовью.
– Извини. – Фрэнк подходит ко мне, облизывает палец и прикладывает его к моему лицу. – Ш-ш-ш... Ой, какая горячая штучка! – И снова сгибается пополам.
Я так сильно смеюсь, что боюсь описаться.
– У мужчин такое бывает? – спрашиваю я, когда мы оба немного успокаиваемся. – В смысле, истерика наутро после секса?
– Иногда, – отвечает Фрэнк, все еще хихикая. – Но не такая сильная. Ох, Стелла, Стелла, Стелла – чем ты думала?
– В целом, секс у нас удался, – говорю я, – вот только прелюдия.... Прелюдия была несколько комична...
– Рррр, – произносит он совершенно некстати.
– Но сам акт был что надо.
– Надеюсь, – кивает Фрэнк, – очень на это надеюсь, Стелла.
– И все равно у меня осталось такое чувство, будто чего-то не хватает. Не знаешь чего? Ты ведь говорил мне, что секс после долгого перерыва проходит легко и непринужденно, помнишь?
– Да, но я не велел тебе идти и трахать мужиков с атласными простынями, которые считают себя тиграми. Если тебе нужен был просто секс, не слишком ли много мороки? Ты ведь могла бы пойти на вечеринку и подцепить нормального мужика, который в своем уме. А что это у тебя на груди?
– Он в своем уме.... Где? А, это. Думаю, краска для волос. Подозреваю, что он красит волосы на груди.
– Сексуально, – ухмыляется Фрэнк. – О-го-го как возбуждает.
– Все, перестань, – говорю я. Потому что не хочу, чтобы моя новая сексуальная жизнь была смешной. В ту же секунду я чувствую досаду: Фрэнк рассказывал, что это легко, и теперь мне полагается сидеть тут довольной и загадочной, а не смеяться над пошлыми шутками Фрэнка. – Уж во всяком случае, его грудь не покрыта рыжей шерстью. Ты мог бы взять с него пример, Фрэнки. В краске для волос ничего зазорного нет.
– Угомонись, Стелла. – Голос у Фрэнка немного обиженный. – Не надо так злиться. Я просто пошутил. Ладно, мне пора работать. Ты вечером будешь дома? Тогда до вечера. Хорошего тебе дня. Не перегрейся.
– Иди уже, – машу рукой я, чувствуя, как опять начинается приступ хохота. – Уходи, пожалуйста. Все. Давай.
Не знаю, чего я ожидала. Нет, конечно, я не рассчитывала, что утром буду расхаживать с гордым видом, насвистывая “Мы – чемпионы” Фредди Меркьюри, но очень близко к этому. Для меня, после целого года воздержания секс – это в некотором роде подвиг. Наверное, я должна бы чувствовать больше радости, чем отвращения. Хотя отвращения к нему у меня тоже нет. Скорее досада,как у школьницы, которая позволила “слишком много” своему приятелю в темном переулке после дискотеки. Черт! Если бы я была мужчиной, я бы так не терзалась, а сидела сейчас в баре и хвасталась приятелям своим гигантским членом и тем, что женщины обливаются горячими слезами благодарности каждый раз, когда я им позволяю взглянуть на счастье моей жизни.
Но главное – дело сделано. Я снова в седле. Вот и славно, трам-пам-пам.
Именно сегодня Руперт, мой первый и официально единственный муж, решил мне позвонить. По-моему, я уже говорила, что Руперт отказался от блеска Лондона и уехал на далекий шотландский остров, дабы проводить время с пернатыми. Поскольку мы поженились очень рано, к Руперту я отношусь как к старому школьному другу, почти как к подружке. Мы с ним редко общаемся (хотя он регулярно посылает мне миленькие открытки с фотографиями морских котиков или буревестников), но, когда нам удается поболтать, делаем это легко, непринужденно и весело. Руперту я могу рассказать все что угодно и не бояться последствий.
Разве можно представить более подходящего собеседника в такой момент? После нескольких обычных вопросов я выкладываю свою новость:
– У меня вчера был секс, Руперт.
– Поздравляю, – тянет он с сильным северным акцентом.
– Спасибо. Я собой тоже очень довольна.
– Я вообще-то и не думал, что ты живешь как монашка.
– Именно так я и жила. Как праведница. Но с этим покончено.
– Отлично. И кто он?
– Доктор Уильям Купер.
– Пластический хирург? Моя мать – его пациентка.
– Правда? А что он ей исправляет? – И почему все, кроме меня, ходят к пластическим хирургам?
– Не знаю. Стелла, он ведь... староват...
– Не уверена. Он почти наш ровесник, может, чуть старше.
– Помнится, мама была на его шестидесятилетии, а это как минимум года два назад. Чрезвычайно загорелый тип. Живет около Харлей-стрит. И у него огромные зубы.
– Не-ет! – издаю я скорбный вопль. – Нет! Нет! Только не это. Руперт, не может быть! Я не могла потратить свой первый за год секс на старика, который мне в отцы годится. Боже мой! О нет. Теперь ясно, почему в его квартире было так темно.
– Старик Купер. По моим подсчетам, когда ты родилась, ему уже было двадцать четыре года. – Его педантизм начинает меня раздражать. – Однако он благодаря своим профессиональным усилиям недурно сохранился. Правда, для тебя он, скорее всего, недостаточно волосат. Но даже в старости есть свои преимущества. Он, наверное, очень опытный? -Я слышу, как Руперт тихонько смеется. Нет, не тихонько, он сейчас просто рухнет от смеха.
– Угадал. Показал мне пару хитрых приемов.
– Какой ужас!
– Ошибаешься, не такой и ужас. Эти приемчики тоже не лишены своей прелести. Англичане многого не знают. В основном считают, что девушке достаточно, чтобы ее пару минут потыкали, а потом кончили на лицо.
– Правда? – спрашивает Руперт с неподдельным интересом. – Хм, а где учат этим самым хитрым приемам? Я бы тоже не прочь пополнить свой багаж.
– Не знаю, наверное, по книжкам. Или в публичных домах. В идеале – на богатом собственном опыте. Или просто надо иметь врожденный талант к неукротимому, бурному сексу. Кстати, о птичках – как у тебя дела на личном фронте?
– Не надо так злиться и воспринимать все в штыки. Не я же переспал с дедулей.
– Я спросила о твоей личной жизни.