– Ты не сказал Крессиде, что мы были женаты?
Руперт надувает щеки и с шумом выдыхает.
– Я не думаю, что ей это понравится.
– Вообще-то большого выбора у нее нет, Руперт. Это факт. И не настолько важный, чтобы его скрывать.
– Ну спасибо.
– Ты понял, о чем я. Но если ты и дальше будешь его утаивать, все усложнится. Потому что тут мой папа и Фрэнк. Кроме того, по-моему, это оскорбительно по отношению ко мне.
– Мне так нравится, что она старомодна. Знаешь, наивная, неискушенная. Наверное, до сих пор верит, что подарки под елку кладет Санта-Клаус.
– Что же, должна заметить, это сильно отличает ее от тех девиц, что увивались вокруг тебя в Лондоне. Наркоманки, транжирящие папочкины деньги.
– Не напоминай мне о них. Но об этом я тебе и толкую. Она не похожа на лондонских девиц. Она не знает даже названий модных клубов и ресторанов. Она наверняка ни разу в жизни не пробовала наркотики. Она очень, очень миленькая. Как котенок. Представляешь, она до сих пор ездит верхом.
– Только не говори об этом Фрэнку, он будет смеяться.
– Почему?
– Он же с севера.
– Странно. Все равно, ты меня понимаешь, Стелла? Я не думал, что захочу еще раз жениться...
– Эй, притормози. Ты с ней знаком три минуты.
– Да, конечно. Но она мне очень нравится. Думаю, это та женщина, что мне нужна. Мы могли бы жить с ней на острове, и, знаешь, она бы там прекрасно вписалась. Я представляю, как она пекла бы домашний хлеб... Чистая, прекрасная жизнь.
– И ты скрываешь от нее свое ужасное прошлое, потому что боишься ее спугнуть? Но нет ничего страшного в том, что ты был слегка женат, да к тому же десять лет назад.
– Со временем я все ей расскажу, Стелла. Но мне бы не хотелось делать это сейчас, если ты не против.
– Я не против, – пожимаю я плечами. – Но в таком случае нам лучше вернуться в гостиную, пока кто-нибудь не сказал чего не следует и не превратил вечер в...
– Во французскую комедию.
– Точно.
– Стелла, ты – ангел. Спасибо. Я твой должник.
Папин подарок, который меня вынудили открыть прилюдно, как и ожидалось, оказался маскарадным костюмом, прикидывающимся платьем. На этот раз папу вдохновил костюм индейской скво – замшевое одеяние с бахромой, под стать ему сапоги, повязка с перьями на голову и колчан. Несмотря на расстроенные папины возгласы, я не стала тотчас же примерять костюмчик и не пошла в нем на вечеринку.
Хани уложили спать пораньше, и она в тот же миг уснула, к большому сожалению папы.
– Надеюсь, она еще проснется, – простонал он, – а то мне одному будет ужасно скучно.
Без десяти восемь Крессида с Рупертом улизнули в ресторан, а через полчаса ушли и мы с Фрэнком. Папа остался, уютно устроившись с бутылкой бордо, сигарами и кабельным телевидением.
– Развлекайтесь, дети мои, – напутствовал он нас. – И возвращайтесь поздно.
Я надеваю пальто и уговариваю Фрэнка тоже одеться теплее (он обычно выпендривается, выходя на улицу без пальто, особенно если стоит мороз). И мы с ним выходим в ночь.
10
Начинаем где-то на восточном конце Лондона. Фрэнк заказывает мартини с личи. Я такого раньше не пробовала, но хочу сказать, на вкус это – потрясающе.
– Итак, – говорит Фрэнк, когда мы усаживаемся. – Отличный парень, но не твой тип.
– Кто, Руперт? Нет, сейчас уже нет. Но тогда он был именно то, что нужно, – такой нефранцуз. И это было сто лет назад, Фрэнк. Нам вместе было весело. Все равно что быть замужем за братом.
– А секс?
На Фрэнке сегодня костюм, с черной рубашкой и черным галстуком. На любом другом такое сочетание выглядело бы нелепо – как попытка сойти за крутого типа из фильма Гая Ричи. Но Фрэнк в этом обличье выглядит чудно – этакий симпатичный плохиш. Суровый, если не улыбается.
– Да, секс у нас был, – серьезно говорю я, – милый и веселый секс. Знаешь, так бывает, когда тебе легко с человеком и ты его не стесняешься. Мы смеялись до упаду, чудили – называли свои гениталии дурацкими именами.
– Да, – вздыхает Фрэнк, – знаю, но у меня давно такого не было. А жаль.
Ага! Значит, у него были не только бабочки-однодневки. Наверное, этот вздох относится к матери его ребенка. Может, хотя бы изредка о ней вспоминает. Или все же совсем забыл?
– Тебе никогда не кажется, что у тебя слишком много секса? У меня в прошлом, конечно, были времена, когда я меняла мужчин как перчатки, но количество женщин, перебывавших в твоей постели, меня просто ужасает. Это даже вредно.
– Почему?
– Во-первых, отнимает массу сил.
– У меня сил хватает, – ухмыляется Фрэнк. – Еще мартини? Не увлекайся им, а то завтра будет плохо.
– Да, пожалуйста. Необыкновенно вкусно, да? И не волнуйся за меня. Я тебя запросто перепью, вот увидишь.
Фрэнк поднимает одну бровь, затем подзывает официанта.
– Может, ты все время ищешь?
– Возможно.
– И кого же? Идеальную жену?
– Похотливую самку, – улыбается Фрэнк, поднимая бокал. – Будем здоровы.
– Будем.
– Я бы даже сказал, жутко похотливую самку, – уточняет Фрэнк.
– А что такое “похотливая самка”? Как это понять? Мне, да и всему женскому населению, было бы интересно знать, что мужчины подразумевают под этими словами.
– Это сложно объяснить, – разочаровывает меня Фрэнк. – Некоторых женщин можно назвать похотливыми самками, а некоторых – нет.
– Но почему? Толком можешь сказать?
– Видишь ли, – говорит Фрэнк, зажигая сигарету, – все дело в том, что эти похотливые самки, они просто не могут по-другому.
– В смысле?
– Ну, они похотливы по своей натуре. Такая женщина не пытается быть похотливой, потому что она такая от природы.Нельзя быть на людях чинной дамой, а в постели вдруг обернуться похотливой самкой. Это будет притворство.
Принесли вторую порцию мартини.
– Что ты подразумеваешь под словом “похотливая”? Это та, у которой такой вид, будто она минуту назад занималась сексом, а теперь сидит перед тобой и думает, как бы и тебя в постель затащить?
– Иногда, но не обязательно.
– Так что? Как Памела Андерсон?
– Да. Ты смотрела то видео с ней?
– Нет.
– Вот она точно похотливая самка. И дело не в том, как она выглядит. Дело в ее, хм... энтузиазме. То есть женщина может быть очень изощренной в сексе, но при этом не быть похотливой самкой. Все дело в отношении.
– Выходит, если ты делаешь кому-то минет с нескрываемым удовольствием, то ты – похотливая самка?
– Возможно.
– Ничего толком не можешь объяснить, – недовольно вздыхаю я.
– Извини, – пожимает он плечами, странно улыбаясь. – Но ведь это совсем не важно.
– Полная чушь! – восклицаю я. – Очень даже важно, иначе ты бы не искал ее с таким упорством и меня не раздирало бы любопытство. Так что давай, Фрэнк, выкладывай. Приведи мне примеры. Кого можно назвать похотливой? Как насчет тех голубых трусиков, что приходили к тебе пару недель назад? Она из них?
– Кто, эта птичка-невеличка? Да нет.
– А как насчет блондинки, которая ввалилась в ванную, когда я принимала душ, та, что была до крикуньи? Помнишь? Она такая?
– А, та, – улыбается Фрэнк. – Да, она такая.
– А еще кто?
– Не думаю, что ты с ними знакома.
– А ты можешь сразу определить, какая женщина окажется в постели похотливой самкой? Среди тех, кто здесь сейчас сидит, есть такие?
– Ты серьезно?
– Абсолютно.
– Ладно. Тогда пересаживайся вот сюда, рядом со мной, а то шею себе свернешь.
Я перебираюсь со стула на обитую кожей скамью.
– Нельзя быть уверенным на все сто процентов, – говорит Фрэнк. – Поэтому у меня в постели и оказались Алые Трусики. Но можно предполагать.
– Голубые Трусики.
– Что?
– На ней были голубые, а не алые трусики.
– Неважно.
– Ты мерзкий тип, – по-дружески сообщаю ему я. – Ну да ладно. Кто? Показывай.
В баре, где мы сидим, собрался обычный контингент: модный молодняк и люди постарше, одетые, как и мы с Фрэнком, в черное. В правом дальнем углу за круглым столом скучилась компания девушек, которые не очень вписываются в общую картину бара, хотя явно стараются сойти за “своих”. У них юные, свежие лица, и, несмотря на обилие косметики, стильную одежду и взрослые прически, они более гармонично смотрелись бы на солнечной полянке, резвясь с пони и собачками.