– Спать, – говорит Хани.
– Мне не все равно. Мне важно, чтобы вы остались подругами. Надеюсь, это так?
– Не знаю, Фрэнк. Не думаю, что она запрыгает от счастья и побежит открывать шампанское, когда узнает, что между нами произошло. И узнает она это от меня – мне придется сказать рано или поздно. Скорее всего, рано. Чувствую себя такой сволочью.
– Давай не будем сейчас об этом, – говорит Фрэнк. – И перестань морщиться. Она уже большая девочка, переживет.
– Луиза воображает, что вы уже помолвлены, почти.
– Очень глупо с ее стороны. Я старался произвести обратное впечатление. Я всегда стараюсь.
Я громко вздыхаю.
– Ладно. Есть хочешь? Я готовить не в состоянии и собиралась что-нибудь заказать на дом. Или ты вечером собирался куда-то?
– Куда?
– Куда-нибудь. В люди. В мир. На улицу.
– Нет, – говорит он. – Я никуда не собирался.
Мы смотрим, как мышка Мейзи купается в бассейне – на ней полосатый купальный костюм с дырочкой для хвоста.
– Хочешь, чтобы я куда-нибудь сходил? – спрашивает Фрэнк.
– Если ты сам хочешь.
– А ты хочешь?
– Мне все равно. Не смотри на меня, хочешь пойти куда-нибудь – иди.
– Понятно. Ладно.
– Насчет вчерашнего...
– И позавчерашнего. – И зачем он на меня так смотрит, смущает.
– Я... мы... ты не обязан... ты свободный человек, Фрэнк.
– Когда Хани пойдет спать? – спрашивает он.
– Уже скоро.
– Мне ее уложить?
– Нет, пусть мультик досмотрит.
– Хорошо. Так о чем ты говорила?
– Ох, черт. Я просто пыталась сказать помягче, Фрэнк. Что я ничего не жду, что ты не обязан становиться моим партнером. Все было замечательно, но я не хочу, чтобы из-за этого у нас испортились отношения. Поэтому, если у тебя есть планы на вечер, – иди. Со всеми вытекающими последствиями.
– Ты хочешь, чтобы я опять приводил домой женщин?
– Если ты сам этого хочешь. – Нет, нет, нет.
– Что, на тройничок? – смеется он. – Ну ты даешь.
– Нет, не на тройничок. Исключительно для твоего личного употребления. – В моем голосе зазвенели металлические нотки. Я не специально, но обычным голосом я врать не могу.
– Для твоего, – говорит Хани.
– Но... – Фрэнк уже не смеется. У него бледное и непроницаемое лицо.
– Вот что я хотела сказать. Пойдем, Хани, спать пора.
– Стелла!
– Подожди, – отвечаю ему с лестницы.
“Сейчас, – думаю я, укладывая Хани в постель. – Сейчас”. Сегодня я спрошу о его дочери и ее матери, и почему его любвеобильность не распространяется на них. Сейчас.
Но, когда спускаюсь вниз, его уже нет.
19
Двадцать минут спустя – звонок в дверь. Наверное, ключи забыл.
– Слава богу, – говорю я, открывая дверь.
– Здравствуйте. – На пороге Мэри. – Милочка, я опоздала?
– Здравствуйте, Мэри. Э, нет. Нет, вы не опоздали. Вообще-то... – А что она тут делает?
Мэри быстро проходит мимо меня и снимает пальто.
– Холод на улице собачий. А моя крошка Хани еще не спит?
– Спит уже.
– Как, вы все еще не одеты? – вопрошает Мэри. – Уже без четверти девять – вам пора собираться. Я принесла с собой все необходимое, если снова придется на ночь остаться.
– Мэри, мне кажется, вы ошиблись... На сегодня мы няню не вызывали.
– Меня Фрэнсис попросил. Позвонил сегодня днем, около пяти. Он собирался пригласить вас на ужин в какой-то французский ресторан. Говорил, вы будете что-то отмечать. Я, конечно, понимаю, что это не мое дело, но вы...
– Нет, – отвечаю я в растерянности. – Нет, мы не встречаемся.
О, только не это. Фрэнк собирался пригласить меня отпраздновать его выставку в Америке, а я фактически изгадила ему весь вечер. Боже мой. Я тяжело сглатываю. На глаза наворачиваются слезы.
– Просто его мать так часто о нем спрашивает, и я хочу порадовать ее. Вы с Фрэнсисом так хорошо ладите...
– Да, – бормочу я. – Хорошо ладим.
– Он ведь уже взрослый мужчина, ему тридцать пять, и его мать беспокоит, что он до сих пор не завел семью. Боится, что в этой суете так и не найдет для себя времени. Мне не очень нравятся его коровы, а вам? Вот дельфины – намного симпатичнее коров.
– Мэри, его здесь нет. – Я в смятении, не могу собраться с мыслями. – Простите, но мне кажется, вам лучше пойти домой.
– Ах, он появится. Мужчины всегда опаздывают, – снисходительно говорит она и направляется на кухню. – Не хотите ли чашечку чая, миссис Мидхерст?
– Нет, спасибо. Знаете, я уверена, что он не придет. Я вызову вам такси.
– Не глупите. Я тут устроюсь, а вы пока примите ванну. Идите же.
– Я... Хм, хорошо. – Мэри может быть очень убедительной.
Я послушно залезаю в ванну, но тут же выпрыгиваю из нее как ошпаренная, расплескивая воду и едва не вывернув ноги. Как она там говорила о матери Фрэнка – будто та боится, что ее сын не успеет создать семью? Что все это значит?
– Мэри, – кричу я, сбегая по лестнице в одном кимоно.
– Миссис Мидхерст! – Она выходит в прихожую. – Вы простудитесь.
– Прошу вас, называйте меня Стелла, я вас сто раз просила.
– Стелла, вы себя ужасно ведете, в чем дело, деточка?
– Фрэнк. Фрэнсис.
– Да? – щурится она.
– Вы его хорошо знаете?
– Фрэнсиса? О, с того времени, когда он еще пешком под стол ходил.
– Ну да, конечно. Вы говорили.
– Если хотите, я вам как-нибудь все расскажу. Только, – она смотрит на часы, – не сейчас. Вы уже опаздываете, так что поторопитесь.
– Нет, расскажите мне все сейчас.
– Ну хорошо, но вы простудитесь...
– Не беспокойтесь.
– Что вас интересует? – спрашивает Мэри; в глазах ее озорный блеск старой сплетницы.
– Откуда вы его знаете?
– Мы с его матушкой давние подруги. Жили по соседству, ходили вместе в школу, а мой старшенький, Эндрю, ходил в школу вместе сФрэнсисом. Мило, правда?
– О да. Очень.
– Да, – соглашается Мэри. – Еще что-нибудь? Только я как раз смотрела очень увлекательную передачу. Про рыб. Удивительные они все же существа. А у этих еще полный рот зубов, огромных. Я и не думала, что у рыб бывают такие большие зубы, а вы? Или у омаров? – задумчиво добавляет она.
– У омаров? Нет. У рыб... хотя я не уверена. Знаете, я понимаю, что это странно звучит, но для меня это очень важно. Мэри, скажите пожалуйста, Фрэнк, Фрэнсис, он был... приличным молодым человеком? До того, как приехал в Лондон. Он был хорошим парнем?
– О, что вы, нет. Он был такой хулиган. – Мэри печально трясет головой. – Его мать так из-за него переживала.
Вот, опять это чувство, чувство опустошения, как будто я плакала много дней подряд. Я заставляю себя очнуться и сажусь на ступеньки.
– Он всегда был непослушным, озорничал, – продолжает Мэри. – Всегда. С самого детства. С ним все время были одни неприятности. Но он был добрым, понимаете, он любил свою маму, братьев, сестер. Наверное, мне не стоит об этом говорить, но он каждый месяц посылает домой деньги.
– Это очень трогательно, – соглашаюсь я. У меня шумит в голове. – Но вы говорили, что мать очень из-за него переживала.
– Да, – весело сообщает Мэри, – она очень огорчилась, узнав, что он переезжает в Лондон. Она ведь во всем на него полагалась. С тех нор как умер ее муж, он был главным в семье. Поэтому она была в отчаянии, плакала целыми днями, умоляла его остаться. Но сейчас она в порядке, очень рада за него. Она из всего делает трагедию, – хихикает Мэри.
– А как насчет девушек?
– О, – смеется Мэри, – хо-хо-хо. Ну... да.Девушек он всегда любил, да. И они его тоже любили. Это понятно. Он ведь такой славный парень. Какая шевелюра.
– Согласна. А с этим у него никогда не было, как бы это сказать, проблем!
Мэри смотрит на меня голубыми, круглыми от ужаса глазами.
– Нет, что вы! – кричит она. – Миссис Мидхерст, нет. Ничего подобного. Боже мой, что вы. Фрэнсис – настоящий джентльмен, и всегда им был. У него прекрасные манеры, шарм. Он такой франт. Иногда, конечно, девушки из-за него плакали – они все мечтали выйти за него замуж. Городок-то маленький. Понимаете, миссис... Стелла, он был первым парнем на деревне.