Крепче обхватив лапу Клэя, Руби продолжила, не сбавляя шаг:
— А там, в пещере на концерте, все совпало идеально — я смогла появиться рядом с тобой и дать тебе надежду, которой тебе так отчаянно не хватало. К сожалению, это был единственный раз, когда я смогла связаться с тобой напрямую — но и этого было достаточно, чтобы спасти тебя.
Заприметив свободный столик уличного кафе, Руби показала на него пальцем:
— Давай присядем, Кэлли, у тебя наверняка ко мне будет много вопросов.
Пожав плечами, лев уселся за стол, предварительно усадив Руби:
— А разве призраки должны есть или пить? Мы же все мертвые.
— Должны, не должны. Кэлли, ты слишком скучно звучишь. Каждый решает, что ему хочется, а чего нет. Если ты не будешь есть или пить — ничего с тобой не случится. Однако у многих мертвых остались привычки из земной жизни, и привычка вкусно покушать или выпить кофе тоже никуда не осталась.
***
К столу подошли пустой пиджак и штаны, словно они были натянуты на невидимку, и из пустоты раздался голос:
— Приветствую вас в нашем кафе, Клэй и Руби Кэллоуэй. Что будете заказывать?
Клэй открыл было пасть, чтобы удивленно выругаться, однако Руби была быстрее:
— Ананасовый сок и брусничный отвар, пожалуйста.
Одежда невидимки молча удалилась, и Руби обратилась к Клэю, который сидел с отвисшей челюстью:
— Ну ты прямо как я в первый день в Пост-Нексусе. Да, здесь бывают невидимые сущности, которые помогают мертвым «жить» в этом мире. Они живут в Морт-Депо, в магазинах и ресторанах — да много где! Или ты думал, что сами мертвые торгуют хлебом в булочных или продают билеты на вокзале? Мы не знаем, как их зовут и даже не знаем, откуда они взялись. Они просто есть и все. Постарайся не обращать на это внимание — и обещаю, что ты третий день ты привыкнешь.
Клэй покачал головой и оперся на лапы, сидя за столом:
— Тебе легко говорить, ты прожила в Пост-Нексусе больше половины времени из своей досмертной и послесмертной жизни. Я здесь первый день.
— В этом мире время — понятие относительное, Клэй. Я определенно прожила здесь сорок лет, но они пролетели для меня достаточно быстро.
Вскоре молчаливый пиджак принес их заказ, и Клэй, перехватив бокал с ананасовым соком, отпил из него, почувствовав самый обычный вкус, ничем не отличающийся от привычного земного вкуса. Поставив сок обратно на стол, лев обратил внимание, что Руби пристально на него смотрит. Подумав, Клэй обратился к ней:
— Стало быть, если ты могла видеть мою жизнь — ты видела все, что происходило после того, как я вернулся на сцену?
— Да, Клэй. И как раз об этом я и хотела бы с тобой поговорить.
========== Глава 3. Идеальная скорбь ==========
— Так что же ты хочешь спросить у меня, Руби?
Львица задумалась, глядя на запотевший стакан брусничного отвара у себя в лапах, после чего поставила его обратно на столик:
— Я даже не знаю, с чего начать. Что я бы хотела спросить у тебя? Про то, как ты впустил Эш к себе и обнимал ее возле камина? Про то, как ты посвятил ей целую песню, созданную впервые за пятнадцать лет? Как ты годами публично обманывал себя и всех остальных, говоря о том, что Эш — лишь твой друг? Как ты проводил вечера с замужней дамой, обнимал ее, держал за лапу и доверял ей самое сокровенное?
Взгляд Клэя начал бегать по Руби и улице, где они сидели в летнем кафе. Он собрался было подать голос, подняв лапу, как вдруг львица подняла глаза, и в них не было ничего, кроме задорных чертиков:
— Испугался, да? Видел бы ты сейчас свою морду, Кэлли! Не бойся и не переживай, я тебе не мораль читать собираюсь и не обвинять в супружеских изменах.
Клэй глубоко вдохнул и сел более расслабленно:
— Предупреждать надо, Руби! Я уж было подумал, что ты меня сейчас на месте закопаешь!
— Было бы за что, Кэлли. Пока я была жива, ты был исключительно верен мне и никогда не изменял, хотя у тебя были сотни возможностей это сделать. Думаешь, я не видела, как фанатки западали на тебя и ненароком пытались прикоснуться к тебе, когда ты раздавал автографы? И мне было вдвойне приятно, что ты не только не обращал на это внимание, но и остался рядом со мной тогда, как я уже превратилась в дряхлую беззубую старуху из-за рака. Ты же наверняка помнишь тот день, когда я предложила тебе уйти, а ты в ответ наорал на меня? Признаюсь тебе — решись ты тогда уйти, я бы действительно поняла тебя и ни в коем случае не держала бы на тебя зла. Но тогда… ты кричал на меня. Я ожидала от тебя какой угодно реакции — безразличия, смеха, ласки, но уж точно не крика. И лишь после того, как ты напомнил мне о клятве, данной на свадьбе, и обнял меня, такую уродину… лишь тогда я поняла, насколько ты меня любишь. Мне понадобилось пятнадцать лет, чтобы осознать всю силу твоих чувств ко мне.
Руби протянула ладонь и положила ее сверху на лапу Клэя, глядя ему в глаза:
— Ни свадьба, ни все твои признания, ни твои вечные шутки про пушистую гриву после концерта, ни все песни и альбомы, что ты мне посвящал — ничто это было настолько искренним признанием в любви ко мне, как те объятия после того, как ты наорал на меня и велел заткнуться. Это парадоксально, но лишь тогда я окончательно уверовала в то, что я для тебя единственная.
Клэй перевернул ладонь и обхватил ей пальцы Руби:
— И до твоего последнего часа я был верен исключительно тебе. Более того — я был верен тебе и все следующие годы своей жизни.
Покачав головой, Руби вздохнула:
— Не совершил ли ты ошибку, не признавшись Эш в своих чувствах? Да, ты стремился сохранить верность мне и моей памяти. Но ты же понимаешь, что ты имел полное право поступать так, как считал нужным, Кэлли? Ты не был ограничен ничем.
— Я и поступал так, как считал нужным, Руби…
— И все же, Кэлли. Я не осуждаю тебя за твой выбор и даже восхищена тем, что несмотря на мою смерть, ты предпочел больше ни разу не заводить отношения. Я искренне ценю это, и ты во второй раз подтверждаешь то, насколько много я для тебя значила. Но я видела, как ты пятнадцать лет жил в скорби и тьме, которую лишь изредка разбавляли житейские заботы. Я молилась о том, чтобы ты нашел другую и снова обрел радость и смысл в своей жизни. Бог с ней с привязанностью, ты исполнил свой долг передо мной до конца — но с моей смертью мир не разрушился и не полетел в тартарары. И тебе стоило проявить свои чувства к Эш — ты имел на это полное право.
Клэй залпом отпил полстакана сока и скривился, едва не захлебнувшись:
— Право я имел. Но иметь право и иметь желание осуществить право — разные вещи.
Руби наклонила голову и усмехнулась:
— Только не говори, что ты боялся общественного осуждения. Ты просто не можешь об этом говорить после того, как постоянно заваливался на мои фотовыставки в черной кожаной куртке, хотя всех, кто не соблюдал дресс-код, охрана просто не пропускала в зал.
Неопределенно пожав плечами, Клэй опустил голову, уставившись в стол:
— Возможно, и в этом дело. Но в первую очередь я не хотел навредить ей. Она строила такую замечательную карьеру, которая даже с моим именем практически не была связана — вдруг бы я сделал ей только хуже? Когда мне уже было под восемьдесят, имя Эш Ниддлер в мире музыке что-то да значило. И я в этом принимал минимальное участие. Скорее наоборот — мое имя редко звучало без ее упоминания как соавтора.