Выбрать главу

Августину не хотелось больше посещать собрания клуба и становиться свидетелем его окончательного разложения. Там больше не читали стихов и не пели песен, он утратил свое истинное предназначение, стал чужим и далеким. Лишь Багира не поддалась всеобщему безумию и осталась той творческой и одухотворенной натурой, какой и была прежде. Августин позвонил ей, и они договорились покататься на корабле по Москве–реке, надеясь хоть немного разнообразить сегодняшний день.

Теплые лучи солнца словно приветствовали Багиру и Августина, ступивших на борт корабля. Народу было немного, впрочем, иного ожидать в будний день и не приходилось — большинство людей сидели в душных офисах и делали никому не нужную работу. Точнее, они думали, что она кому–то нужна, недаром ведь за нее платят деньги. Но останется ли она в истории, вспомнят ли о ней потомки, скажут ли спасибо за сделанную на заводе детальку или удачно проведенную сделку или написанную статью? Конечно, нет. Вся эта сиюминутная мелочевка забудется сразу после того, как будет осуществлена, а вот его великий роман проживет столетия, а вместе с ним и память о его авторе. Эх, людишки, вам остается лишь мечтать о подобном триумфе! Сидите и воняйте потом, вы, погрязшие в бумажках и цифирях, кто вспомнит о вас? Кому нужны вы и ваш никчемный труд?

Пароход медленно отчалил от пристани и поплыл вперед. Женщины высыпали на палубу и любовались окружающей обстановкой, а мужчины время от времени косились на Багиру, как всегда вызывающую и как всегда недоступную для них, простых смертных. Она и правда была хороша, и кобелям оставалось лишь сглатывать слюни, когда ее юбка задиралась от ветра, обнажая изящную попку, обтянутую тонкими стрингами. Самочки, стоявшие рядом, недовольно шипели, понимая, что явно проигрывают этой молоденькой взбалмошной девчонке, которой, впрочем, были абсолютно неинтересны их мужья — толстопузые сорокалетние боссы с тугим кошельком или облитые одеколоном модники с зализанными назад волосами — они были всего лишь примитивными людьми, достойными лишь созерцать, не смея и думать о большем.

А вот Августин был очень горд, что находится рядом с Багирой. Она вдохновляла его своей раскованностью и красотой. Обняв девушку, Августин прижал ее к себе и поцеловал, а затем еще и еще… Зайдя за спину, он положил руки на ее талию и стал целовать шею, тайком наблюдая за реакцией толпы. Августину нравилось это безумие, а Багира великолепно подыгрывала. Она начала стонать, а затем изящным движением сбросила с плеч лямки, и ее тонкая майка плавно спустилась на бедра, представив на обозрение публики обнаженную грудь.

Люди ахнули. Они больше не смотрели по сторонам, их перестал интересовать великолепный пейзаж, мосты, архитектурные изыски и водная гладь. Взоры были устремлены лишь на двух молодых людей, чье безумие, казалось, не знает никаких границ.

— Слабо ли вам хоть раз погрязть в безумье, свернуть с протоптанной другими колеи, — закричал Августин, — или всю жизнь проходите в прислугах, общественности жалкой холуи! И косточкой стать в горле тошномирья неужто не решитесь никогда? Мне жалко вас, бездарные создания, стереотип — ваш вечный идеал.

Толпа разразилась возмущенными возгласами и угрозами. Кто–то затопал ногами, кто–то пообещал вызвать милицию. А Багира и Августин не обращали на это никакого внимания — они были заняты исключительно собой, и лишь пресытившись любовными утехами на палубе корабля, принялись пить вино и обсуждать окружающих людей, причем так громко, чтобы это слышало как можно больше народу. Оскорбления были настолько тонкими и изысканными, что люди не сразу поняли, что речь идет о них, а когда, наконец, осознали, то дело чуть не дошло до драки. Ее удалось предотвратить лишь после вмешательства капитана корабля, который пообещал высадить дебоширов на ближайшем причале и вызвать милицию.

Но даже оказавшись в обезьяннике, наши герои не успокоились.

— Ну что, погоны, силу применили и думаете дух наш усмирить? Привыкли, что все люди вас боятся, готовы крылышки немедленно сложить? Ан нет, менты, не выйдет, не надейтесь, еще вы хуже чем простой народ. Если они бездушные лакеи, то кто же тот, кто им служить готов?

— А ну заткнись! — закричал лейтенант, поигрывая дубинкой. — Сейчас как двину промеж глаз.

— Эй ты, двигатель, — крикнула Багриа. — Тебе что, жена не дает?

— Заткнись!

— А это видел? — ответила она и задрала юбку. — Ну что, истек слюнями, пес?

— А ну–ка прекратить! — раздался грубый бас и возле обезьянника оказался милиционер с майорскими погонами. — Развели здесь бардак! Лейтенант, девушку отпусти, а с этим охламоном мы еще пообщаемся.