Выбрать главу

И теперь еще один вопрос: как это получается, что в мире, который существует рядом с нами, есть все, что и у нас, а именно чувство любви, чувство благодарности, чувство достоинства и все наши страсти – зависть, агрессия к более успешным, к тем, кто живет лучше, чем мы. Тут вообще много непонятного, трудно объяснимого. Вдруг в последнее время ко мне начала приходить и проситься в квартиру их мама, очень дикая кошка, которая 4 года назад притащила все свое потомство ко мне на балкон. На самом деле они, мама и ее котята, забыли друг друга. Но у них срабатывает какой-то инстинкт, напоминающий об их близости: Катя, которая в жизни никогда не уступит никому свою порцию пищи, как только приходит в гостиную что-то поесть ее мама, отступает в сторону и отдает ей свою пищу. Это все происходит, как мне кажется, на каком-то иррациональном уровне, это срабатывает инстинкт. И интересно, что эта дикая мама считает возможным приходить к моей двери и просить, чтобы я ее, в отличие от других кошек, пустил к себе в комнату. И логика у нее очень простая: если у вас живут мои дети, то почему я, их мама, не имею права приходить туда, где они находятся. Хотя вообще-то она сторонится и боится людей. Я не знаю, может, я все это придумываю, но в этих отношениях, казалось бы, простых существ очень много какой-то тайны, какой-то подсознательной, но разумной логики.

Кстати, еще раз о проблеме глубинного одиночества всех этих созданий, о глубинном одиночестве кошек. Наблюдая за этим одиночеством, я осознал правоту обожествления семьи, семейных чувств, характерных для философии «живого» Василия Розанова. Ведь именно благодаря семье, благодаря особым духовным отношениям между родителями и детьми и между самими детьми, вырастает основа духовности, чувство любви, преданности, контроль за своими инстинктами, боязнь причинить боль своему ближнему. И, на мой взгляд, только такие моральные уроды как Карл Маркс и Фридрих Энгельс могли в своем учении о коммунизме, которое так любят представители нашей якобы либеральной интеллигенции, объявить войну семье, настаивать на разрушении дома как очага семьи, настаивать на отказе от семейного воспитания детей. Все-таки надо отдать должное нашим большевикам: они очень скоро поняли абсурд самой марксистской идеи разрушения семьи и отказа от семейного воспитания детей.

И вот, наблюдая за жизнью и смертью окружающих меня кошек, я осознал, что вообще за отношением к добру и злу в жизни, тем более, в нашей русской жизни, стоит отношение человека к живому. Не может человек, ценящий жизнь саму по себе, ощущающий уникальность всего живого, старающийся помочь бездомным собакам и кошкам, видеть, как, к примеру, Александр Проханов, особую красоту в смерти – в репрессиях Сталина, в муках и страданиях миллионов людей, прошедших через Гулаг. Я обратил внимание, возможно, это случайность, но мои соседи, наши соотечественники, русские, белорусы и татары, ненавидящие меня за то, что я кормлю диких кошек и за это называющие меня «козлом», тоже почему-то все неосталинисты, оправдывают репрессии Сталина и считают, как они мне говорят, что жертвы «большого террора» Сталина были неизбежны и необходимы. Отсюда я делаю для себя вывод, что за оправданием большевизма, его репрессий, за оправданием гибели, страданий десятков миллионов людей в советское время стоит не просто мертвое сердце, мертвая душа, но и какое-то глубинное безразличие к жизни, дефицит ценности не просто человеческой жизни, но и ценности бытия. По крайней мере, как-то получается, что все те другие русские соседи, которые поддерживают мои усилия по спасению от голода диких кошек, к примеру, бизнесмен Валерий Леонтьев, который ездит со мной по магазинам и помогает мне закупать для этих кошек корм, такой же антисоветчик и антисталинист, как я, один в один. Для него, как и для меня, Октябрь – катастрофа, и, с его точки зрения, как и для меня, большевики уничтожили все самое ценное, что было в России – крепкое крестьянство, ее святыни, уничтожили наиболее талантливых русских людей. Валерий Леонтьев не гуманитарий, он технарь, и он не знает, что его отношение к Октябрю, как и мое, напоминает отношение к большевикам и к их революции как к катастрофе героя моего рассказа Василия Розанова. И еще один пример. Мой помощник уже два десятилетия, Ирина Фролова, точно как я, устраивает среди своих знакомых бездомных кошек и их котят, и в то же время ненавидит Сталина и видит бессмысленность и антирусскость всего этого семидесятилетнего коммунистического эксперимента. Так что я совсем не случайно соединил проблему отношения к бездомным животным, вообще проблему отношения к живому с выяснением природы и причин нашего нынешнего русского равнодушного отношения к ценности жизни. И еще очевидное: я лично во всей этой истории с умирающей кошкой Лизой осознал, что многое в душе каждого из нас, в том числе и наши политические взгляды и предпочтения, сознательно или бессознательно зависят от нашего отношения к живому и, наверное, самое главное – от того, как складывалась наша жизнь в этом мире. Все-таки отношение к человеку как к средству достижения идеалов или, как сегодня, достижения «подлинного суверенитета России» идет не только от неразвитости души, от отсутствия способности сопереживать страданиям и бедам другого человека, но и вообще от утраты духовной связи с жизнью, с живым. Русская жестокость, о которой так много написали наши русские писатели и философы, наверное, тоже происходит от слабой связи русской народной души с «живым».