Обратная сторона имитационных упражнений ребенка состоит в том, что мать и референтные лица, со своей стороны, интуитивно склонны имитировать ребенка и тем самым зеркально отражать ему сигналы, которые он посылает. При этом они отражают его поведение не в точности, а в расширенной форме, обогащенной дополнительными элементами. Этот процесс называется маркировкой. В результате младенец — еще задолго до развития у него сознания — получает знаки, которые говорят ему, что он узнан, признан, и стимулирует его к дальнейшим резонансным действиям. Таким образом, из первоначальных очень ограниченных имитационных возможностей ребенка возникает постоянно расширяющийся спектр коммуникации. То, что младенцы уже к моменту рождения обладают удивительной осведомленностью, известно уже несколько лет, этой теме посвящены достойные внимания публикации, в том числе Даниэля Штерна (Daniel Stern) и Мартина Дорнеса (Martin Domes), Однако лишь открытие зеркальных нейронов позволило в полной мере понять эти удивительные способности.
На основе возможностей, предоставляемых зеркальными нейронами, младенец получает шанс вступить в контакт со своим окружением, обмениваться сигналами и развить в себе первое ощущение взаимопонимания. Зеркальные отражения на ранней стадии развития не только возможны, они соответствуют основной эмоциональной и нейробиологической потребности новорожденного. Это проявляется не только в восторженно-счастливых реакциях — и, кстати в явных сигналах на электроэнцефалограммах — вызываемых у ребенка имитацией нежности. Удачные отражения и возникающее на этой почве чувство привязанности приводят к выбросу эндогенных опиоидов. Этим объясняется не только тот факт, что межличностное внимание и забота помогают легче переносить боль (как доказано научными исследованиями), но и то, почему привязанность является для нас естественной с нейробиологической точки зрения.[43]
Зеркальные отражения на раннем этапе жизни, следовательно, ведут не только к душевному, но и к физическому счастью. И наоборот, намеренный отказ проявлять отражение вызывает бурную реакцию неудовольствия. Это наглядно демонстрирует эксперимент, который получил в специальной литературе название «still face procedure» («методика неподвижного лица»). Лицо близкого человека находится на нужном расстоянии от лица ребенка. Если теперь взрослый человек, вопреки собственной эмоциональной интуиции, будет намеренно сохранять неподвижное выражение лица, то ребенок импульсивно отвернется от него. Если эту процедуру повторить несколько раз, это вызовет у ребенка эмоциональный спад: у него снижается готовность повторять попытки обмена мимическими сигналами.
Из наблюдений такого рода можно и нужно сделать вывод: попытки обращаться с новорожденными или маленькими детьми без эмоций, в соответствии с чисто «рациональными» или «разумными» критериями, ведут к катастрофическим последствиям. Они убивают у ребенка способность вступать в эмоциональный контакт с другими людьми и чувствовать интуитивную связь с ними. Игра с зеркальными имитациями на раннем этапе жизни создает фундамент того, что Дэниэл Гоулман (Daniel Goleman) назвал эмоциональным интеллектом.
Хотя новорожденный в первые недели жизни еще не ощущает себя как отдельную личность, ранний зеркальный обмен знаками создает в нем первое интуитивное ощущение социальной связи. Поскольку в это время новорожденный еще не умеет отличать себя от других, то ученые назвали этот коммуникативный обмен на раннем этапе жизни «intersubjectivity without subject», то есть межличностными отношениями, при которых, однако, еще нельзя говорить о ребенке как о действующем субъекте. Тем не менее, у ребенка развивается принципиальное ощущение интуитивной связи с другими существами того же вида, сосуществования с ними в общем эмоциональном мире. Это чувство, возникающее в результате процессов взаимного зеркального отражения, которое Витторио Галлезе (Vittorio Gallese)[44] назвал «S-Identity» («социальная идентичность»), соответствует исконной потребности человека. Ученые установили, что уже в двухмесячном возрасте маленькие дети активно стремятся к эмоциональному согласию (гармонии) с матерью. Очень изобретательные и тонкие эксперименты показали, что на третьем месяце жизни ребенок развивает в себе чувство того, что с помощью проявления разных признаков жизни он может вызвать изменение в поведении референтных лиц. В этот период младенец начинает также направлять свое внимание в сторону направления взгляда (то есть внимания) взрослого человека. Этот первый признак «joint attention», то есть отражающей настройки на цель совместного внимания, является еще одним примером того, в какой высокой степени ребенок склонен к интуитивному согласию, гармонии со своими близкими. На этом этапе проявляются зачатки эмоционального интеллекта.
Примерно с шестимесячного возраста дети начинают запоминать последовательности и цели движений. Это проявляется, например, в том, что ребенок, который видит, как мяч закатился за перегородку, ожидает его появления с другой ее стороны. Это является важной предпосылкой того, что спустя некоторое время он сможет запоминать последовательности действий, включая конечное состояние. Около девятого месяца жизни ребенок способен представлять объекты или референтных лиц, зная, что они существуют и тогда, когда они не находятся в поле его зрения. Это так называемое постоянство (неизменность) объекта проявляется не только в отношении референтного лица, но и в том, что ребенок начинает, например, разворачивать завернутый в ткань мяч, потому что он теперь — иначе чем раньше — знает, что мяч, хотя и невидимый, по-прежнему существует. На этой важной стадии развития, а именно на внутреннем представлении существования невидимых объектов, базируется способность развивать представление о невидимых этапах последовательности действий. В возрасте двенадцати — четырнадцати месяцев ребенок способен предвидеть и, тем самым, понимать цели и намерения действий которые он наблюдает. Таким образом, постепенно расширяются и возможности зеркальной системы.
Ребенок создает картину мира как набор возможностей действия. Взаимодействие, действие и ощущение представляют собой, однако, не только материал, из которого строится внешний мир, но и основу для представления самого себя. Сознание того, что существует различие между самим собой и другими, формируется между двенадцатым и восемнадцатым месяцем жизни. К этому времени уже существующее интуитивное ощущение социальной идентичности (“S-Identity”: я принадлежу к миру других) дополняется восприятием собственной индивидуальности («I–Identity»: я не такой, как другие). Не только для создания картины мира, но и для того, чтобы дефинировать себя самого, мозг ребенка должен уметь обращаться к накопленным программам, которые описывают пережитые последовательности акций и интеракций.
Однако пережитые действия и ощущения приходят не сами по себе. Как и при раннем обмене зеркально отражающими имитациями, ребенку вскоре после рождения, а также впоследствии необходимо иметь постоянных партнеров, с помощью которых он сможет получить согласованный опыт отношений. Правда, к концу второго года жизни взаимные контакты дополняются еще одним аспектом. Ребенку теперь требуется дополнительное поле для тренировок, на котором он сможет испытать действия и ощущения в разных ролях. Таким тренировочным полем будущего реального мира являются детские игры. Первостепенное значение игры определяется тем, что здесь, и только здесь, ребенок может познакомиться с практически бесконечным количеством последовательностей действий и взаимодействий и освоить их.
43
Томас Инзсль (Thomas Insel), который в настоящее время руководит Национальным институтом психического здоровья (National Institute of Mental Health, NIMH) в США написал на эту тему обзорную статью с ироничным названием: «Is social attachment an addictive disorder?* («Привязанность внутри сообщества — наркомания?»).