Поэтому причины, по которым бог воздерживался бы от каких-то действий, не могут отличаться от причин, которые удерживают от действий любых других хороших людей. Дети должны учиться, и процесс обучения зачастую труден. Но это никак не значит, что дети должны попасть под машину, для того, чтобы узнать, что нельзя переходить дорогу, не посмотрев по сторонам. Люди должны уметь бороться, чтобы почувствовать цену тому, что они получили и чему научились. Но это никак не значит, что они должны подвергнуться пыткам или казням или быть измотаны изнурительной болезнью, чтобы оценить, насколько хорошо быть здоровыми и жить в мире. Ни один добрый человек не смог бы пойти на использование столь жестоких методов обучения, он не смог бы даже вообразить какую-либо оправдывающую их цель. В действительности добрый человек невыносимо страдал бы, если бы был не в силах остановить такого рода вещи… и ему было бы ещё хуже, если бы это всё было вызвано им самим!
С другой стороны, любое оправдание, какое только можно было бы вообразить для объяснения бездействия бога, обязательно должно быть применимо также и к нам. Если у бога есть серьёзная причина, чтобы ничего не делать, то она будет столь же уважительным основанием и для нашего бездействия. Те же нравственные правила, которым полагается следовать нам, должны относиться к каждому, кто добр — включая, конечно же, и христианского бога. У бога не может быть больше причин, чем у нас, чтобы ничего не делать — напротив, должно быть совершенно наоборот: ведь это только наши возможности ограничены, и поэтому у нас больше легитимных оснований для бездействия, чем могло бы быть у бога. Поэтому, если я совершаю хороший поступок, облегчая чьи-то страдания, то при тех же обстоятельствах это было бы хорошим поступком и со стороны бога. А если бог поступает хорошо, когда воздерживается от действий, то, значит, и я поступлю хорошо, если поведу себя аналогично в тех же обстоятельствах.
Никуда не годится и утверждение, что бог должен сидеть, сложа руки, чтобы творить добрые дела могли мы сами. Потому что хорошие люди так не поступают. Так что для «доброго» бога это не может быть оправданием. Вот представьте себе. Вы можете исцелить кого-то от СПИДа. У вас есть идеальное лекарство от этой болезни, в шкафу на полке. И вы об этом знаете. Но вы ничего не делаете, просто чтобы дать возможность учёным самим изобрести это лекарство, — даже если это займёт так много времени, что миллиарды людей будут страшно мучиться и умрут, прежде чем лекарство будет создано. В каком из миров это считалось бы правильным поступком? Да ни в одном из миров. Когда у нас под рукой и в полном распоряжении есть все средства, мы можем сидеть, сложа руки, только если другие уже взялись за дело. Другими словами, если беду уже устраняют, возможно, даже, по нашему призыву, то, очевидно, тогда нам самим уже ничего делать не остаётся. Но было бы нестерпимо, бессовестно и совершенно аморально скрывать лекарство от СПИДа лишь для того, чтобы преподать каждому урок. Так хороший человек не мог бы и не стал бы себя вести.
К этому выводу можно прийти многими путями. Я считаю, что было бы стыдно, если бы я не дал ясного и честного совета моим друзьям, когда они обратились бы ко мне, или не стал бы утешать их, когда они оказались в беде. Я одалживаю им деньги, когда это им необходимо, помогаю им при переезде, прихожу к ним, когда им одиноко, рассказываю им о разных новых вещах, которые, по моему мнению, будут им интересны, и вообще всячески забочусь о них. Бог же не делает ни для кого ничего из перечисленного. Таким образом, он ни для кого не друг. Тот, кто называет себя другом, но никогда не говорит с вами откровенно, и кого никогда нет рядом, когда вы в нём нуждаетесь, никакой не друг.
И нет толку говорить, что «некоторым» людям бог помогает, утешает и говорит с ними — потому что тогда получается, что на самом деле любит он не всех, и поэтому он не вселюбящий. Это значило бы, что бог — фигура менее достойная, чем даже многие из тех людей, кого я знаю. Вызывает отвращение, когда человеку, оказавшемуся в несчастье, одиночестве или нужде, с покровительственным видом заявляют, что «бог с ним в душе», что бог похлопывает его по плечу и говорит: «Ну ладно, ладно» (хотя на самом деле и даже этих слов он не произносит). Со стороны друга, который сделал бы для нас столь мало, имея средства и возможность сделать больше, ничего при этом не теряя, такое поведение было бы презрительной насмешкой. Таким образом, невозможно отстоять идею о боге — нашем друге. Действительность полностью опровергает существование подобного существа. И, следовательно, опровергает и христианство.