«Это всего лишь иллюзия, – прокомментировала Хода, заметившая, что пальцы ее хозяйки вцепились в рукоять Гасителя. – Можно сказать, – для красоты и пущей убедительности».
– Меня почти убедили, – ответила Осси. – А вот, насчет красоты… не знаю… не уверена!
«А, по-моему – неплохо, – возразила Хода. – Сейчас так уже не делают, а зря – смотрится-то здорово».
Осси пожала плечами и осторожно двинулась вокруг часовни, постоянно чувствуя на себе давящий взгляд этих иллюзий.
Обходя часовню по кругу, и стараясь не приближаться к ней ближе чем на семь-восемь шагов, – соблюдая, так сказать, дистанцию, – леди Кай ничего нового не обнаружила. Стоит себе на парящем в небе куске земной тверди арка – и стоит. А зачем она тут и чему служит – вопрос, знаете ли…
Правда, по пути удалось рассмотреть, что там у нее внутри. Благо, с другой стороны никакие скульптуры обзор не загораживали, а устроено там все было очень несложно.
Внутри часовня была пустой. Из всей обстановки – ниша в стене с барельефом уходящего Странника, изображенного со спины[7] в лучших традициях Апостольского эмпиризма, да скамеечка перед ней. Чтобы мог усталый паломник преклонить колена и вознести, так сказать, свою мольбу.
И ничего, что паломникам сюда, – как и всем прочим, к слову, – путь был давно заказан, а пропуска сюда отродясь никому не выдавали. Значит на всякий, на непредвиденный случай скамеечка тут стояла…
Ну а раз так, то пускай себе и дальше стоит, и Осси прошла дальше, возвращаясь по кругу обратно к скульптурам. С чего, как говорится, начали…
Похожи они были как близнецы-братья. И даже больше, – как зеркальные отражения. Вплоть до того, что там, где у правой на ухе скол был – так точно такой же, только зеркальный, – был и у другой. Вообще, что-то леди Кай на отражения в последнее время везти стало…
И по всему выходило, что если все эти россказни про Ступени – не байка, от скуки однажды в трактире выдуманная, а таки – правда, и островов в небесах парящих есть действительно множество, – как говаривал один профессор в университете, – отличное от единицы, то хилависта, действительно, нашел не что-нибудь, а именно вход. Только теперь чтобы дальше пройти надобно было сначала миновать каменно-клыкастую стражу и преклонить колена перед светлым образом уходящего Странника.
Во всяком случае, ничего больше достойного внимания в обозримом пространстве не наблюдалось, а раз так…
Положив ладонь на рукоять меча, Осси двинулась к арке, едва не наступив на прошмыгнувшего под ногами хилависту, который лавры свои первооткрывательские уступать не желал ни в какую, а потому стремительно ломанулся вперед.
Шаг, другой – ничего не происходило, и кроме скрипа песка под ногами слышно ничего не было.
Третий…
А на четвертом послышался легкий хруст. Будто наступила на что-то. Вот только кроме белого песка под ногами по-прежнему ничего не было.
Хруст усилился, и на следующем шаге превратился уже во вполне отчетливый треск. И исходил он…
Леди Кай замерла на месте. Замер и хилависта, с интересом всматриваясь в паутину трещин, разбегающуюся по поверхности скульптур. А потом они разом вскрылись, – словно взорвались изнутри, с грохотом разметав по сторонам каменную скорлупу, и явились миру в своем истинном обличии.
Освобожденные из каменного плена мантихоры, встряхивались, как встряхиваются залежавшиеся на пыльной подстилке собаки, не забывая при этом широко раздувать ноздри и зыркать по сторонам своими злющими, налитыми густой кровью глазенками.
И сходства между ними больше не было.
Левая мантихора была черной как смоль, как ночь слепца, как самое безнадежное отчаяние, а правая оказалась восхитительно рыжей.
Такой это был сочный и густой цвет, что Осси аж обзавидывалась. Во всяком случае, ей такого замечательного оттенка добиться не удавалось никогда. Разве что однажды давно, лет семь назад, летом…
Пока леди Кай с восхищением взирала на игру и переливы света в густой рыжей шерсти, тварь закончила приводить себя в порядок и тут же, без подготовки ударила шипастым хвостом хилависту, пронзая его насквозь и намертво пришпиливая к полу часовни.
За первым ударом последовал второй.
За ним – третий.
Удары эти были чудовищны – во всяком случае, стены часовни ходуном ходили, – но хилависте вреда особого они почему-то не причиняли – как лежал он себе на пороге, хлопая глазами, так и продолжал лежать. Только бок другой подставил. Словно издевался. И вообще, со стороны это выглядело как беспорядочное и бесцельное тыкание палкой в морально-этический узел облака, – вроде, как и действие какое-то происходит, а, вроде, – и толку никакого…
7
В церквях Пресвятого Апостолата изображение бога не почиталось, а заменялось символикой, утвержденной епископским синодом Отцов-искупителей. Изображения Странника имелось лишь в трех главных церквях королевства, причем изображался Странник всегда уходящим (со спины), что придавало изображению дополнительную трагичность и давало возможность для многочисленных проповедей о греховности людской. Немаловажно, что лицо (образ) самого Странника оставалось, таким образом, никому не известным.