— Какая линия?
— Вторая.
— Записать, отследить и обнаружить, — приказал Мэлоуни и уже более глубоким голосом добавил: — Я буду удерживать его на линии. — И когда Леон покинул кабинет, инспектор включил вторую линию:- Кто это?
— Вы знаете, — ответил голос.
Тот же голос.
— Джон Арчибальд Дортмундер, — произнес инспектор.
— Я не Дортмундер, — возразил Дортмундер.
— Ладно, — спокойно согласился Мэлоуни, присаживаясь в свое кресло для долгой милой беседы.
— Вы заблуждаетесь, — продолжил незнакомец. — Вы поймете, что Дортмундер не тот, кто вам нужен и будете продолжать поиск, пока не выйдете на меня.
— Интересная теория.
— У меня проблемы, — сказал голос.
— Мягко сказано.
— Но ты тоже в беде.
Мэлоуни напрягся:
— Не понял?
— Я читал газеты.
— Каждый сукин сын читает газеты, — ругнулся Мэлоуни.
— Возможно, мы могли бы помочь друг другу, — предложил голос.
Мэлоуни разозлился, в глубине души:
— Что ты предлагаешь?
— У нас обоих проблемы, — сказал усталый, потерявший терпение, пессимистичный и самоуверенный голос. — Может быть, вместе мы найдем выход из положения.
Леон на кончиках пальцев ног переступил газету на полу и положил записку на стол перед Мэлоуни, на которой было написано «Телефонная компания не может отследить звонок, номера не существует». Инспектор взглянул на записку и произнес в трубку:
— Подождите, — прикрыв микрофон, он поднял глаза на Леона и спросил: — Какого черта?
— Телефонная компания в растерянности, — ответил Леон. — Они заявили, что звонок поступил откуда-то с юга 96-ой стрит, но они не могут проследить его. Это что-то наподобие ретрансляции.
— Звучит слишком глупо, чтобы в это можно было поверить.
— Но они все же пытаются отследить вызов, — сказал Леон, без особой надежды в голосе. — Они попросили удерживать его на линии как можно дольше.
— Леон, ты издеваешься? — спросил Мэлоуни.
И не дожидаясь ответа, он нажал на кнопку со второй линией и услышал… гудки. Сукин сын пропал.
— О, Боже, — воскликнул инспектор.
— Он отключился? — спросил Леон.
— Я снова потерял его.
Взгляд Мэлоуни устремился вдаль, а в это время телефон на столе Леона снова зазвонил и тот убежал. Инспектор наклонился вперед, локти уперлись в стол, руки обхватили голову и понеслись невероятные мысли: Может мне пора на пенсию, как сказали, те чертовы газеты.
Вернулся Леон.
— Это снова он. На этот раз он на первой линии.
Мэлоуни так быстро накинулся на телефон, что чуть было не проглотил его.
— Дортмундер!
— Я не Дортмундер.
— Куда ты пропал? — спросил инспектор, пока Леон, пританцовывая, вернулся к своему телефону, чтобы еще раз позвонить в телефонную компанию.
— Ты поставил меня на удержание, — произнес голос. — Больше так не делай, договорились?
— Но ведь это заняло всего секунду.
— У меня проблемы со связью, — продолжил голос. (На заднем фоне послышался, возможно, еще один недовольный голос). Так что просто не включай режим ожидания. Никаких гаджетов.
— Гаджетов? — настоящее бешенство и накопившееся неудовлетворение переполнили Мэлоуни. — И об этом говоришь мне ты, тот, кто свел меня с ума своими звонками.
— Я просто…
— Ладно, не важно. Я звонил тебе на таксофон, на улице, днем, ты отвечаешь, но в будке никого нет! А прямо сейчас, в эту самую минуту ты разговариваешь со мной, и телефонная компания не может отследить звонок! Это честно? Разве мы играем в какую-то игру?
— Мне просто не нравиться режим ожидания, — возразил голос, который прозвучал сердито и этим «успокоил» плохое настроение Мэлоуни.
— Только не вешай трубку, — попросил инспектор, сжав трубку так, как будто это было запястье его абонента.
— Не буду, — согласился голос. — Только не ставь меня на удержание.
— Договорились, — сказал Мэлоуни. — Никаких удержаний. Я сейчас присяду, и ты мне все расскажешь.
— Мне не нужен этот рубин, — сказал голос.
— И?
— Я снова сделаю тебе большим человеком в штаб-квартире и не важно, что пишут газеты. Вот, что я хочу — сделку.
— Ты отдашь мне кольцо? Взамен на что, на неприкосновенность?
— Ты не сможешь обеспечить мне защиту, никто не сможет, — ответил грустный голос.
— Мне жаль, приятель, — сказал Мэлоуни, — но ты прав.
Странно, но он почувствовал желание помочь этому бедному сукину сыну. Нечто в его усталом голосе затронуло его душу, воззвало к человечности. Может быть только потому, что он подавлен всеми этими скандальными статьями. Он понимал всю абсурдность ситуации, но все же его душа была более близка к этому низкосортному воришке, чем к кому-либо другому, имеющему отношение к делу. Он представил себе, как агент ФБР Закари допрашивает этого клоуна и против его воли сердце дрогнуло: