Гуров вернулся в министерство сильно не в духе: на разговор с женой погибшего он возлагал определенные надежды, которые не оправдались. То ли женщина еще не поняла, что произошло, и не отошла от шока, а возможно, что жили они без любви, и рождение ребенка лишь прибавляло забот. В общем, Гуров ни черта не понял, а он такое крайне не любил. Ребята были в разгоне, и Гуров оказался полководцем без войска. Редко так случается, но телефон зазвонил вовремя.
— Слушаю вас внимательно, — голосом автомата проговорил Гуров, хотя Орлов довольно жестко предупредил его, чтобы не валял дурака, здесь не парикмахерская, человек может звонить в истерике. Представься, мол, и все.
— Здравствуйте, Лев Иванович. Титов говорит, желательно встретиться.
— Подъезжай на Октябрьскую, метров сто от площади в сторону Градских больниц. Понял?
— Конечно. Минут через тридцать, если на мосту в пробку не попаду, — ответил Илья.
— А ты заезжай от Кремля, там свободнее. — Гуров положил трубку, разделся до пояса, умылся и растерся, в общем, освежился.
На месте встречи Гуров сразу увидел долговязого парня, молча прошел мимо, свернул в Нескучный сад. Вскоре он дал догнать себя и не очень дружелюбно спросил:
— Что у тебя?
— Насчет Власова, — ответил Илья.
— Что ж, интересно. И что ты по этому поводу думаешь? — спросил Гуров и, чтобы смягчить свой тон, обнял парня за плечи.
— Не знаю статистики, но, по моему разумению, просто так не убивают. — Илья освободился из-под руки Гурова. — Стрелял человек не из группировки. У них “Калашниковы”, да и нет дел бандитам до такого парня. Это кто-то из парней Полоза. У нас никто пистолет держать не умеет. А чтобы в затылок, так никогда.
— Ты хорошо стреляешь? — неизвестно к чему спросил Гуров.
— Хорошо. Но у меня, господин полковник, стопроцентное алиби и полное отсутствие мотивов, — зло ответил Илья.
— Полный набор для хорошо подготовленного убийства. — Гуров понял, что от беспомощности несет чушь, и сказал: — У нас одна зацепка — место преступления. Почему жертву потребовалось зазывать к станциям? Что, в Москве около двух ночи другого подходящего места нет?
— В другое место Юрий в такой час не поехал бы.
— Почему? И вообще, Илья, хочешь говорить — выкладывай, а не хочешь — носи в себе. А намеки оставь для девушек.
— Грубый вы. Лев Иванович, не к лицу вам, — неожиданно сказал Илья.
— Извини, меня ваше убийство шарахнуло. Оно вроде как ни к селу ни к городу и не к месту.
— Да? — Титов остановился.
“Парень собирается сказать что-то важное, а я разговариваю черт знает как”, — подумал Гуров.
— А кольцо тебе идет. Ребята обратили внимание?
— Не знаю, они на труп смотрели, — ответил Титов.
— Согласен, я не прав, у тебя серьезные новости, а я грублю, задираюсь. Извини старика.
Парень помолчал, взглянул испытующе и через силу произнес:
— Не знаю, как начать.
— Лучше с самого начала, коли не получается, говори, что легче сказать, — посоветовал Гуров.
— Юра странный парень был, мы и не на работе иногда с ним встречались. — Титов вздохнул и замолчал.
— Как время проводили? Одни или с девушками? — спросил Гуров.
— Пока Юрка холостым ходил, то и девчонки случались. А как он к Светке прилип, так втроем, бывало. Только он ревновать начал, я почувствовал и отстал.
“А говоришь, повода не было”, — подумал Гуров и спросил:
— В чем Юра тебе странным казался?
— Фантазия у него была необычная, — ответил Илья и улыбнулся. — Он, к примеру, считал, что в истории с пропавшими машинами и водителями наши соседи, то есть Полоз с ребятами, виноваты.
— Интересная версия и перспективная, учитывая, что Юрия ночью там и убили. — Гуров помолчал. — А он просто фантазировал или какие-то факты приводил?
— О покойниках плохо не говорят, но бог меня простит, — Илья неожиданно перекрестился. — Юра, бывало, завидовал людям. Так, когда соседи развернулись, стали деньги приличные делать и старые свои тачки на иномарки менять. Юрка аж осунулся. И с каких таких денег, говорит, так за здорово живут? Я ему: брось напраслину возводить, не в торговле вкалывают, им украсть негде. Он меня лопухом обозвал, посоветовал внимательнее газеты читать.
— Я знаю, многие из механиков очень неплохо живут, — вставил Гуров и впереди увидел идущую по аллее компанию.
Он подтолкнул Илью в кусты, они продрались сквозь небольшую чащобу и вышли на другую аллейку. Никогда опер Гуров не гулял со своим агентом по улице, тем более по парку, где можно встретить кого угодно. Мир велик, только когда ты чего-нибудь ищешь, а понадобится укрыться, так этот мир тотчас превратится в коммунальную квартиру. В любой момент, хоть на Северном полюсе, встретишь самого ненужного человека. Идешь по пустому парку и в ус не дуешь, а тебе вдруг: “Здрасьте, Лев Иванович, как здоровьишко?” Глядишь, а под кустом компания пузырек распивает, и все только вернулись. А одного из них ты лично пять лет назад в прокуратуру сдавал. А живет твой “лучший друг” в одном дворе с тем же Полозом, и завтра, даже не со зла, а так, язык почесать, сообщает ему, что видел самого Гурова в Нескучном с незнакомым парнем, наверняка ментовским агентом, потому как полковники утро по садам да паркам даже с женами не гуляют. Слово за слово, и вот уже лежит мальчик Илья Титов с перерезанным горлом.
И так ярко опер эту картину увидел, что ему, словно курсистке из дореволюционного романа, плохо стало. Илья заметил, спрашивает:
— Лев Иванович, вам нехорошо?
— Мне не слишком, Илья. Давай несколько минут здесь постоим и разбежимся. Я совсем плохой стал, не спросил, что это ты вдруг средь бела дня свободным оказался?.
— У меня отгул был, я и отпросился.
— Понятно.
— Вот так же “понятно” сказал Егор Егорович и отпустил меня. Да, новость у нас: у хозяина деньги появились. Мы теперь старый подъемник в металлолом, а на его место очень приличный у Полоза берем.
— Они дружат?
— Ни в жизнь, но сегодня поутру улыбались друг другу, — ответил Титов.
— Значит, у них отношения лучше стали?
— Сегодня лучше, завтра, может, погрызутся. Хотя нет! — Титов засмеялся. — Они мной торгуют, им дружить следует.
— Как торгуют? — не понял Гуров.
— Давнее дело. Полоз то хочет меня к себе взять, то отказывается. Сегодня у меня спросил: мол, пойдешь ко мне, я тебе сотенную накину? Жмоты. Да я сотенную могу с любого хозяина дорогой иномарки взять. Лишь бы человек был уверен, что машина в хороших руках.
— Ты к Полозу пойдешь?
— Нет. Я из того района вообще ухожу: и ездить далеко, и заработки хреновые.
— Ты обожай с недельку, — попросил Гуров.
— Вы на меня волком не будете кидаться? Тогда обожду.
— Договорились.
Гуров шел прочь и думал о том, что Илья Титов мальчик совсем не простой. То неделю следом по Москве утюжит, то уходить собрался, условия начинает ставить. Что-то ты уши развесил, сыщик. Ситуацию следует с Петром и Станиславом прокачать.
Сверкая генеральскими погонами, Орлов шел по коридорам министерства. Сам того не замечая, в коридорах и чужих кабинетах Петр Николаевич держался совсем иначе, чем в собственном “логове”. На людях у генерала появлялась строевая выправка, легкий быстрый шаг, порой он даже что-то напевал. Объяснялась столь разительная перемена крайне прозаически: генералу скоро шестьдесят, он в министерстве чуть ли не первый кандидат на пенсию, за глаза его многие звали “дедом”. А он чувствовал себя Петром Орловым, максимум сорокалетним человеком, постоянно готовым к резким оперативным действиям. В кабинете, среди своих, можно распустить живот, сутулиться, даже шаркать и недовольно ворчать. Свои знают ему цену, любят и считают первым сыщиком России, зазнайку Левку Гурова можно не считать, какой он ни талантливый, а его, Петра Орлова, дитя. А на людях иное дело — орел-сыщик, накося выкуси. И совсем не оттого, что боялся пенсии. Просто Орлов себя молодым чувствовал.