— Логинов, прекращай! Я вовсе не маленькая... И вообще, хочу тебя разочаровать: я, наверное, все-таки уйду из школы... Мне снова все это надоело. И ученики эти сопливые, которые фальшивят и так и норовят сбежать с урока. Надоело, понял?
— Понял...
Однако он понял и больше. Покоя, видимо, ему с ней не видать, но она была рядом, это и было как раз то, что ему нужно.
Соня не собиралась плакать, но слезы сами закапали на спицы, все стало расплываться, красно-синие петли превратились в разноцветные потеки... Она ревновала Логинова и маялась от бессмысленности своего существования. Она, всю свою жизнь мечтавшая о семье, постепенно превратилась просто в наблюдательницу чужой жизни. В частности, жизни Наталии и Логинова. Она и любила их по-своему, но в то же время не понимала, почему ОНИ имеют право на интересную, насыщенную событиями жизнь, а она — нет.
Но мысли приходили и уходили, а Соня оставалась.
Новый день принес солнце, которое осветило их спальню и превратило зимнее утро в праздник. Но это длилось недолго — ровно столько, сколько понадобилось Наталии на утренний поцелуй. Затем в ее голове пронесся бодрый и отрезвляющий вихрь мыслей, который напомнил ей о Каменке и Аде. С другой стороны, к ней вернулся Логинов, а с ним — тот стремительный темп жизни, который она так любила. Теперь все будет по-новому. Логинов будет, как ласковый и веселый котенок, скрашивать ее одиночество, но в то же время не вмешиваться в ее внутреннюю жизнь, которая наверняка тоже изменится. К лучшему.
Так она лежала, то хмурясь, то улыбаясь тому мироощущению, которое переполняло ее в это декабрьское утро, пока не зазвонил будильник, вернувший ее в мир реальности.
— Логинов, если бы ты знал, как же мне неохота тащиться на работу... Придется срочно взять больничный, а еще лучше — вовсе бросить эту чертову музыкалку.
Логинов открыл глаза и не поверил тому, что находится в кровати с Наталией. Он провел рукой по ее плечу — оно было вполне реальным, теплым.
— Знаешь, а ведь я все это время не жил, — пробормотал он и тут же, смутившись собственной откровенности, зарылся лицом в ее рассыпанные шелковистые волосы. И замер, боясь, что сейчас проснется и вновь окажется один.
— Игорь, возьми меня с собой в морг, мне надо взглянуть на эту женщину, — произнесло ангелоподобное существо в кружевной сорочке. — Я съезжу туда, а потом уже на работу... Ну же, вставай!
Уже перед уходом она все же не выдержала и позвонила Саре:
— Сара, только обещай мне, что никому ничего не скажешь... Я сейчас еду в морг. Возможно, что обнаружили тело Ольги. Понимаешь, все это только предположительно, поэтому ты ни в коем случае не должна раньше времени травмировать Аду. Но я звоню все же для того, чтобы ты ее ПОДГОТОВИЛА... Я не уверена, ты же знаешь насколько то, что я ВИЖУ, эфемерно и запутанно... И еще: ты же знаешь Ольгу... Если ты в состоянии, то можешь присоединиться к нам. Мы бы даже могли заехать за тобой.
Сара некоторое время молчала, очевидно соображая, как лучше ей поступить. Она не могла признаться в том, что панически боится увидеть в морге свою соперницу — женщину, на месте которой ей еще недавно так хотелось оказаться... Нет, она не хотела смерти Ольги Савельевой, но какие-то тайные силы, управляющие ее душой, настаивали на том, чтобы она сама, лично, увидела ее труп.
«Нет, я бы не хотела ТЕПЕРЬ оказаться на ее месте, — думала она уже в машине, которая мчала ее в морг, где, как она уже представляла, лежала Ольга. — Но если это не она, я буду только рада. Честное слово». Она и верила себе, и нет. Из-за этих вот сомнений она в эту минуту себя почти возненавидела.
Наталия же, которая и не подозревала о том смятении чувств, которое переживала сидящая рядом с ней Сара, просто молчала, вспоминая Аду и увиденную на фотографиях Ольгу.
Патологоанатом Романов встретил их в длинном клеенчатом фартуке, забрызганном чем-то бурым и желтым, словно передник мясника. Он был явно недоволен и сразу же объяснил причину:
— Я весь из-за этих пропитался гарью и копотью.
Услышав это, Сара побледнела.
— Слабонервная? — резко спросил Романов, окидывая презрительным взглядом хорошо одетую и очень красивую Сару. — Нашатырь или коньяк?
— Джин с тоником, — постаралась разрядить обстановку Наталия и, как могла, улыбнулась капризному, но полезному специалисту.
— А мяса копченого не хотите? — усмехнулся тот, приглашая войти в большой, выложенный кафельной плиткой зал, где на столах лежали четыре обезображенных и обгоревших до неузнаваемости трупа.