Корбек уставился на фигуру. Он чувствовал, что та извращает реальность вокруг себя, ощущал ни с чем не сравнимый холодный запах варпа. Фигура была одновременно прозрачной и плотной, воздушной, словно пар, но при этом твердой, как доспехи Императора. Чем больше Корбек смотрел, тем больше видел в этой дымке. Крошечные тени, сверкание, бурление, движение и жужжание, словно в пузыре кишели мириады насекомых.
Со звуком, подобным вздоху, преломляющий щит отключился и исчез, оставив крупную фигуру в зеленых шелках. Небольшой генератор поля висел на поясе.
Нечто повернулось к двум охраняемым пленникам, лежащим в жерле пустого камина.
Значительно выше двух метров, сплошная груда мышц. Там, где ярко-изумрудный шелк не скрывал кожу, виднелись омерзительные татуировки культа инфарди.
Патер Грех улыбнулся Кольму Корбеку:
— Ты знаешь, кто я?
— Могу догадаться.
Грех кивнул, и его улыбка стала шире. Образ мучающегося в агонии Императора на его левой щеке и лбу и кровавая пустая глазница вместо левого глаза создавали устрашающую картину. Вместо зубов у него были заостренные стальные импланты. Он вонял потом, порчей и… корицей. Он наклонился к Корбеку, и полковник почувствовал, как рядом с ним задрожал от страха Йель.
— Мы с тобой похожи.
— Я так не думаю… — произнес Корбек.
— О да. Ты сын Императора, принесший ему клятву. Я инфарди… паломник, верный культам моих святых. Святая Саббат, да будут благословенны ее мощи. Я пришел сюда, чтобы выразить ей почтение.
— Ты пришел сюда, чтобы осквернить их, гнусный ублюдок.
Не переставая улыбаться, Грех пнул Корбека по ребрам.
У Кольма потемнело в глазах. Когда сознание вернулось, он лежал в центре комнаты, а вокруг стояли все инфарди. Они что-то пели и время от времени стучали ногами или прикладами винтовок. Йеля он не видел. Боль в ребрах становилась все сильнее.
Патер Грех вновь возник в поле его зрения. За его спиной та самая тяжелая скамья. Теперь Корбек видел, что это был верстак. Верстак каменотеса, с прикрепленным к нему большим буром. Бур жужжал. Так жужжала пила во сне Корбека.
— Святая страдала от девяти священных ран, — говорил Грех. — Давайте же восславим их снова, одну за другой.
Инфарди швырнули Йеля на верстак. Бур взвыл.
Корбек ничего не мог сделать.
К северу от этого района возвышался Старый Город, покрывая коростой черепичных крыш откосы горы Цитадели. Главная улица, по непонятной причине прозванная Милей Инфарди, змеилась от Колодезной улицы и скотного рынка и карабкалась через более безопасный престижный коммерческий район и квартал Камнетесов.
Даже мимолетный взгляд на храмы, стелы, колоннады — на многочисленные образцы архитектуры Доктринополя — говорил гостю о долгой и искусной работе резчиков и каменщиков. Блоки из песчаника и грандиорита доставлялись по реке и каналу из громадных каменоломен, расположенных в горах. И в своих мастерских на отрогах основания Цитадели мастера высекали прекрасные статуи и жутковатых горгулий, резали фасадные барельефы и кружевные пилястры.
В самом начале Мили Инфарди главный танитский врач, Толин Дорден, разбил полевой госпиталь в длинном здании для омовений. Это место было легче всего содержать в приемлемой чистоте. Запах сырости перебивал теплый, мягкий запах, исходивший от сушильных шкафов через нагревательные вентиляционные отверстия.
Дорден как раз заканчивал зашивать рану на руке рядового Гутса, когда Призрак из новичков, вергхастец, вошел под черепичную крышу госпиталя с резкого солнечного света на площади. Раскатистый гул «Гидр» Пардуса, обстреливавших Цитадель, докатывался и сюда. Через открывшуюся дверь Дорден мог легко разглядеть группку танитцев, отдыхавших у фонтана. Он велел Гутсу отправляться восвояси.
— Что случилось? — спросил он прибывшего, мужчину лет тридцати, с широким лицом и тяжелой челюстью.
— Да это все рука, док, — ответил мужчина, напирая на гласные — характерная манера речи жителей Вергхаста.
— Давай посмотрим. Как тебя зовут?
— Рядовой Тин, — ответил мужчина, закатывая рукав. Левая рука до локтя представляла собой кровавую кашу. Имелись явные признаки инфекции.
Дорден потянулся за тампоном и стал прочищать рану.
— Пошло заражение. Тебе стоило раньше прийти ко мне. Шрапнель?
Тин покачал головой, морщась от прикосновений пропитанного спиртом тампона.
— Не совсем.
Дорден убрал сгустки крови и увидел зеленые линии и ножевые порезы. Стало ясно, с чем он имеет дело. Очистив рану, он спросил: