После окончания церемонии немногочисленные гости собрались на улице Фобур-Сент-Оноре, в особняке Штернов. Консоли в большой столовой украшали букеты полевых цветов, наполняя воздух свежестью. Ставни были закрыты, чтобы сохранить прохладу, в то время как снаружи жара погрузила Париж в праздное оцепенение. В центре комнаты стояла полная корзина свадебных подарков — их список, прикрепленный рядом, казался бесконечным. Однако в глазах матери невесты самым ценным из этих даров, затмевающим своим происхождением все остальные, была маленькая золотая брошь от императрицы Евгении — крестной матери маркиза. Этот предмет как нельзя лучше подтверждал успешность заключенного союза. В лице дочери Эрнеста продолжала свое собственное возвышение, покоряя недоступные доселе высоты. Теперь она стала тещей крестника французской императрицы. Эта неожиданная и в некотором роде забавная родственная связь отнюдь не казалась ей чем-то несущественным. В своем воображении Эрнеста удостоилась почестей самого французского императорского двора.
В тот вечер Марии-Луизе предстояло впервые спать на простынях, украшенных вышитыми инициалами ее супруга. Предстояло впервые отдаться мужчине. Она ничего не знала о подобных вещах. Пространная речь, переполненная витиеватыми метафорами и расплывчатыми эвфемизмами, с помощью которой мать за несколько дней до свадьбы пыталась подготовить Марию-Луизу к этому моменту, только усилила ее волнение. Теперь молодая женщина с ужасом ждала этого обязательного этапа, истинное содержание и конечный результат которого выглядели для нее еще более непонятными, чем прежде. Практические рекомендации Эрнесты по ведению домашнего хозяйства были куда более четкими и ясными. Она знала, что ее дочь молода и легко поддается влиянию. Важно было с самого начала обозначить свою территорию и оформить нотариально заверенный раздел имущества. Ее приданое было значительным первоначальным вкладом в семейное состояние. Теперь, когда эта сумма была выплачена, Марии-Луизе предстояло самостоятельно распоряжаться своими доходами и имуществом. И прежде всего — не подписывать ничего из предложенного ей мужем, не посоветовавшись с поверенным, который отныне будет консультировать ее в ведении дел.
Наступила ночь. На еще не успевшем остыть крыльце Эрнеста и Люси на прощание расцеловали новобрачную. Затем Мария-Луиза спустилась по ступенькам под руку с мужем. Он усадил ее в карету, заботливо помогая расправить бесконечный шлейф свадебного платья. Ландо, запряженное четверкой белых лошадей с плюмажем, с грохотом отправилось в путь. Проехав мимо расположенного по соседству Елисейского дворца, оно повернуло налево, в сторону Сены, и, миновав недавно построенный Большой дворец изящных искусств с его стеклянным куполом, затерялось в безлюдных улицах седьмого округа.
Открытые окна квартиры, в которую Мария-Луиза попала впервые и которой отныне предстояло стать ее домом, впускали прохладный ночной воздух. Легкий сквозняк раскачивал шторы и заставлял мерцать огоньки канделябров. Нетвердыми шагами она прошла через гостиную в дверь, на которую ей указал слуга. Там за ширмой горничная расшнуровала корсет, который весь этот жаркий день сковывал ее движения. Закончив свой туалет, она надела тонкую ночную рубашку из шифона и атласа, отделанную кружевом Кале, и присела перед туалетным столиком. Она сразу узнала этот небольшой предмет обстановки из палисандра с инкрустацией из розового дерева, увенчанный резным овальным зеркалом, — до этого дня он стоял в ее девичьей спальне. Она положила свой свадебный венок рядом с хрустальными флаконами, перламутровыми футлярами и лакированными шкатулками. Знакомые предметы и присутствие женщины, которая раньше служила в доме матери, немного приободрили ее в этой непривычной обстановке. В руках она лихорадочно сжимала край свадебной фаты. Горничная распустила ее тяжелые каштановые волосы с золотистыми бликами и расчесала длинные пряди, спускавшиеся на плечи. В зеркале молодая маркиза встретилась взглядом со своей служанкой. На лице этой девушки, которую Эрнеста выбрала в качестве помощницы молодой пары в их новом доме, мелькнула усмешка, граничащая с дерзостью. Мария-Луиза выхватила расческу у нее из рук и непривычно властным тоном приказала ей уйти. Оставшись одна, она неуверенно открыла большую дверь и вошла в супружескую спальню, тускло освещенную двумя масляными лампами по обе стороны кровати. Дрожа от волнения, она скользнула под шелковые простыни, источавшие нотки мыла и лаванды.