По дороге домой я терялся в догадках: чем объяснялось это внезапное решение после семи лет замужества? Возможно, после свадьбы она каждое воскресенье сопровождала Пьера на мессу, считая это своим долгом. Не исключено, что слова Евангелия тронули ее, пробудили в ней новые эмоции. Разве апостолы не были иудеями, перешедшими в религию Христа? А в конце службы Пьер в одиночестве шел к причастию. Люси могла чувствовать себя несправедливо отстраненной от этого таинства. Неловкие замечания сестры и слабо завуалированные намеки окружающих во время выходов в свет, наверное, окончательно убедили ее в необходимости крещения. Без сомнения, некоторые высказывания задевали ее сильнее прочих. Особенно должны были ее тревожить намеки, связанные с сыном. Пока она жила вдвоем с мужем, расхождение в вероисповедании между ними было симметричным, но после рождения ребенка возник перекос, из-за которого Люси оказалась в меньшинстве в собственном доме. Из-за этого она могла чувствовать себя одинокой. Ее сыну едва исполнилось два года, когда она — возможно, по совету и при поддержке сестры — начала катехуменат, готовясь к принятию крещения. Ребенок был для нее всем. Уверен, молодая женщина не могла допустить, чтобы между ними возникла стена непонимания. Ее сын был крещен в католичестве. С этого момента она старалась избегать критики, которая могла бы выставить ее плохой матерью. Очевидно, мысль, что ее совесть и даже нравственность могут быть поставлены под сомнение, вызвав вопросы к воспитанию, которое она намеревалась дать своему ребенку, была для нее совершенно невыносима.
В нарисованной мной картине не хватает еще одного персонажа. Сюзанна Штерн, младшая кузина Люси и Марии-Луизы, пока не раскрыла нам своих секретов. Она тоже оказалась в высшем обществе благодаря замужеству. Старые газетные вырезки рассказывают о ее браке с графом Бертраном де Сован д’Арамоном. Она, как и Мария-Луиза и Люси, вышла замуж в церкви Сен-Пьер-де-Шайо. Но, в отличие от кузин, не в скромной боковой часовне, а в самом центре главного нефа, перед послами и знатными гостями. Эта церемония, прошедшая в присутствии многочисленной и самой изысканной публики, а не в скромной семейной обстановке, словно открывала важный секрет. Речь шла не просто о благословении брачного союза, а о настоящей свадебной мессе с таинством евхаристии. Сюзанна, несомненно, учла опыт кузин и приняла крещение еще до свадьбы.
Париж, май 1912 года. Последние проблески эпохи, гибель которой, казалось, никто не замечал. Атмосфера накалена до предела, Европа напоминает пороховую бочку на грани взрыва, но в сгущающихся сумерках еще слышатся отголоски фривольного веселья. Этой радости суждено вскоре сгинуть в ужасной бойне. А напоследок, перед самым роковым исходом, сезон балов закрывался одной из тех ослепительных вечеринок, потрясающих своей пышностью и элегантностью, секрет которых был известен только в Городе света. После этого вечера все могли отправляться на лето в загородные замки. Городские особняки один за другим закрывали свои ставни и тяжелые двери перед оцепеневшим от жары городом. Вот уже несколько недель в салонах только и разговоров было, что о бале, который давала графиня де Шабриллан, урожденная Леви-Мирпуа. Темой этого костюмированного вечера была «Тысяча и одна ночь», а его главной, несколько ироничной целью — чествование «блистательного шаха». Конечно же, все помнили роскошные декорации и костюмы русских балетов Дягилева и тот ажиотаж, который вызвала «Шехеразада» в Парижской опере.
На улице Леонардо да Винчи, в особняке семьи Жиро де Ланглад, только что подали чай. Люси как раз откусывала кусочек печенья, когда Мария-Луиза спросила:
— Ты получила приглашение на бал у графини де Шабриллан? Мы с Луи ждем его с нетерпением.
Люси промолчала. Мария-Луиза перестала помешивать ложечкой чай в фарфоровой чашке и посмотрела на сестру:
— Ты же знаешь, я не вхожа к графине. Но мы с мамой очень рады, что ты приглашена. А Сюзанна там будет?
— Думаю, да, будет, она ведь обожает званые вечера. Полагаю, ее наряд уже несколько недель как готов.
— Кстати, — продолжала Люси, — я беспокоюсь о маме. Она должна осознать, что ей уже не двадцать лет. А у нее вечно новые планы, книги, поездки… Ни на минутку не хочет остановиться и подумать о себе, хоть мы с Пьером уже не раз предостерегали ее.
— Мама просто невыносима. Как и моя милая сестрица, — рассмеялась Мария-Луиза. — Ты читала ее последнюю книгу? Должна признаться, я не поняла в ней ни слова. Любовь, психология отношений между полами, материнство — все вперемешку… Что о нас подумают люди?