Вид у генерала был сосредоточенный, он хмурился, в уголках рта и вокруг глаз собрались морщины; видно было, что он повторяет старательно выученный урок из совершенно чуждой ему области. Скорее всего, генерал Бил не видел никакой потребности в создании этих обзорных публикаций, во всяком случае до тех пор, пока ему не приказал командующий. После этого такая потребность появилась, причем самая насущная. Натаниел Хикс подумал, что, несмотря на приказ командующего, генерал Бил в глубине души возмущен, что военно-воздушным силам приходится тратить время на публикации и убеждать общественность, что они работают не жалея сил и выполняют свой долг. Будь на то его воля, генерал Бил предпочел бы помалкивать и заниматься своим главным делом — воевать. Ведь самое важное — выиграть войну, так вот давайте сначала добьемся победы, а потом, если уж это так необходимо, расскажем, как мы это сделали. Хикс невольно почувствовал уважение к такой бесхитростной и безграничной цельности натуры, принимающей высокие понятия, культивируемые в военных училищах, такие, как Долг, Честь и Родина, за законы мироздания, ни секунды не сомневающейся, что это единственные истинные ценности в мире и что смысл этих слов понятен любому.
Зачем же пытаться показать эти ценности в еще более привлекательном свете? Да генерал Бил и представить не мог, что такое возможно; он и понятия не имел, что существуют книги, где доказывается, будто Родина не более чем иллюзорная проекция нашего собственного я, что, по мнению некоторых интеллектуалов, Честь — лицемерная выдумка общественного сознания, служащая для защиты интересов правящих классов, и что Долг — это всего лишь своекорыстие, искаженное до неузнаваемости всякими вздорными понятиями, вроде Чести. Если бы генералу Билу кто-то рассказал о существовании подобных взглядов, он, вероятно, простодушно ответил бы, что ни один нормальный человек так думать не может.
С точки зрения формальной логики это, разумеется, не аргумент в споре, но здравый смысл подсказывает, что в чем-то генерал здесь прав. В конце концов, эти умники способны дискредитировать любое отвлеченное понятие.
— Понятно, сэр, — ответил Хикс.
— Прекрасно, — сказал генерал.
Лицо его показалось Хиксу еще более усталым. Во время разговора Хикс — из соображений учтивости — глядел на красиво очерченный, хотя и несколько курносый, профиль генерала; он обратил внимание, что в отличие от большинства людей, которых усталость старит, генерал выглядел моложе, чем прежде. Он стал похож на озабоченного мальчишку. И это делало его еще более симпатичным, еще больше подчеркивало бесхитростную цельность натуры; но, как известно, наши недостатки — лишь продолжение наших достоинств. Человек более зрелый постарался бы скрыть нерешительность под маской нарочитой самоуверенности, чтобы сразу же пресечь возможные споры, от которых нерешительность еще больше усилится. Такое поведение мало кому приятно, зато освобождает подчиненных от ответственности, которую они вовсе не обязаны на себя брать.
— Я не очень разбираюсь в журналистике… — сказал генерал Бил. — Вот почему мы хотим привлечь вас к этому делу. Култард говорит, что вы заметная фигура в этих сферах. Высший класс. Как раз то, что нам требуется.
Скромничать и убеждать генерала, что это не так, было бы просто глупо. Тем более что высокая оценка несколько снижалась тем очевидным обстоятельством, что, хотя Натаниел Хикс и был «высший класс», сам генерал о нем никогда прежде не слышал, впрочем, как и полковник Култард, тот просто старался показать товар лицом. В его отделе служило немало людей, которые и самому полковнику, и генералу Билу наверняка казались чудаками. Там не было ни солдат, ни пилотов; все, чем он мог похвастаться, — это восемь десятков призванных с гражданки интеллектуалов, и среди них по крайней мере один специалист высшего класса в невоенной области, которая вследствие причуд современной войны вдруг почему-то заинтересовала генерала. Достоинства подчиненных свидетельствовали в конечном счете о достоинствах самого полковника.
— Я много лет проработал редактором, сэр, — сказал Хикс.
Генерал Бил слегка нахмурился, видимо раздумывая про себя, не говорит ли подобная скромность о неуверенности в собственных силах.
— Значит, вы знаете, что годится для журналов, верно? — сказал он. — Вы наверняка знакомы с крупными издателями? И знаете, что им может понравиться. Значит, как я понимаю, все дело в том, чтобы посмотреть, что мы могли бы им дать и как все это устроить. А кстати, что им больше всего нравится?