– А сам посол неужели не говорит по-испански хотя бы настолько, чтобы произнести вежливый тост и несколько банальностей?
– По слухам, он делает большие успехи.
– Как вы всегда все знаете, Пларр. Я-то свои сведения получаю только из «Эль литораль». Он ведь завтра едет осматривать руины, а?
– Нет, он ездил туда сегодня. А ночью летит назад в Буэнос-Айрес.
– Значит, газета ошиблась?
– В официальной программе были неточности. Думаю, что губернатор хотел избежать каких-либо неприятностей.
– Неприятности у нас? Ну, знаете! За двадцать лет я не видел здесь ни одной неприятности. Они случаются только в Кордове. А гуляш ведь не так уж плох, а? – спросил он с надеждой.
– Едал и похуже, – сказал доктор Пларр, даже не пытаясь вспомнить, когда это было.
– Вижу, вы читали одну из книг Сааведры. Как она вам понравилась?
– Очень талантливо, – сказал доктор Пларр. Он, как и губернатор, избегал неприятностей, а в тоне старика почувствовал злобу, живучую и неугомонную, – всякая сдержанность давно была им утрачена от долголетнего пренебрежения окружающих.
– Вы правда в состоянии читать эту белиберду? И верите в их machismo?
– Пока я читаю, мне удается справиться с моим скепсисом, – осторожно выразился Пларр.
– Ох уж эти аргентинцы, все они верят, что их деды скакали с гаучо в прериях. У Сааведры столько же machismo, сколько у Чарли Фортнума. Это правда, что у Чарли будет ребенок?
– Да.
– А кто счастливый папаша?
– Почему им не может быть Чарли?
– Старик и пьяница? Вы же ее врач, Пларр. Ну, откройте хоть капельку правды. Я не прошу, чтобы всю.
– А почему вы так добиваетесь правды?
– В противовес общему мнению правда почти всегда бывает забавной. Люди стараются выдумывать только трагедии. Если бы вы знали, из чего сварганили этот гуляш, вы бы хохотали до упаду.
– А вы знаете?
– Нет. Все кругом сговариваются, чтобы скрыть от меня правду. Даже вы мне лжете.
– Я?
– Лжете относительно романа Сааведры и ребенка Чарли Фортнума. Дай ему бог, чтобы это была девочка.
– Почему?
– Гораздо труднее по сходству определить отца. – Доктор Хэмфрис стал вытирать куском хлеба тарелку. – Скажите, доктор, почему я всегда хочу есть? Я ем невкусно, но съедаю огромное количество того, что зовется питательной пищей.
– Если вы действительно хотите знать правду, я должен вас осмотреть, сделать рентген…
– Ой нет. Я хочу знать правду только о других. Смешными бывают только другие.
– Тогда зачем вы спрашиваете?
– Вступление к разговору, – сказал старик, – и чтобы скрыть смущение от того, что я беру последний кусок хлеба.
– Они что, экономят на нас хлеб? – Доктор Пларр крикнул через вереницу пустых столиков: – Официант, принесите еще хлеба!
Единственный здешний итальянец, шаркая, подошел к ним. Он принес хлебницу с тремя ломтиками хлеба и наблюдал с глубочайшей тревогой, как число их свелось к одному. Можно было подумать, что он – молодой член мафии, нарушивший приказ главаря.
– Вы заметили, какой он сделал знак? – спросил доктор Хэмфрис.
– Нет.
– Выставил два пальца. Против дурного глаза. Он думает, что у меня дурной глаз.
– Почему?
– Я как-то непочтительно выразился об их мадонне.
– Не сыграть ли нам, когда вы кончите, в шахматы? – спросил доктор Пларр.
Ему надо было как-то скоротать время подальше от своей квартиры и телефона возле кровати.
– Я уже кончил.
Они вернулись в чересчур обжитую комнату в отеле «Боливар». Управляющий читал в патио «Эль литораль», расстегнув ширинку для прохлады. Он сказал:
– Доктор, вас спрашивали по телефону.
– Меня? – взволнованно спросил Хэмфрис. – Кто? Что вы ему сказали?
– Нет, профессор, спрашивали доктора Пларра. Женщина. Она думала, что доктор, может быть, у вас.
– Если она снова позвонит, не говорите, что я здесь, – сказал Пларр.
– Неужели вам не любопытно знать, кто это? – спросил Хэмфрис.
– Я догадываюсь, кто это может быть.
– Не пациентка, а?
– Пациентка. Но ничего срочного. Ничего опасного.
Доктор Пларр получил мат меньше чем за двадцать ходов и стал нетерпеливо расставлять фигуры снова.
– Что бы вы ни говорили, но вас что-то беспокоит, – сказал старик.
– Этот чертов душ. Кап-кап-кап. Почему вы не скажете, чтобы его починили?
– А что в нем плохого? Успокаивает. Усыпляет, как колыбельная.
Доктор Хэмфрис начал партию пешкой от короля.
– Е-два – Е-четыре, – сказал он. – Даже великий Капабланка иногда начинал с такого простого хода. А у Чарли Фортнума новый «кадиллак», – добавил он.
– Да.
– Сколько лет вашему доморощенному «фиату»?
– Четыре или пять.
– Выгодно быть консулом, а? Имеешь разрешение каждые два года ввозить новую машину. У него наверняка есть генерал в столице, который ждет не дождется ее купить.
– Вероятно. Ваш ход.
– Если он сделает консулом и свою жену, они смогут ввозить по машине каждый год. А это целое состояние. В консульской службе есть половые ограничения?
– Я их правил не знаю.
– Как вы думаете, сколько он заплатил за свой пост?
– Это сплетни, Хэмфрис. Ничего он не заплатил. Наше министерство иностранных дел такими вещами не занимается. Какие-то очень важные лица пожелали осмотреть руины. Испанского они не знали. Чарли Фортнум устроил им хороший прием. Все очень просто. И удачно для него. С урожаями матэ дела у него шли неважно, и возможность покупать по «кадиллаку» через год сильно поправила его положение.
– Да, можно сказать, что он и женился на деньги от «кадиллака». Но меня удивляет, что за эту свою женщину ему пришлось заплатить целым «кадиллаком». Право же, хватило бы и малолитражки.
– Я несправедлив, – сказал Пларр. – Дело не только в том, что он обхаживал королевских особ. В нашей провинции тогда было много англичан, вы это знаете лучше меня. И один среди них попал на границе в беду, когда через нее перешли партизаны, а у Фортнума были связи. Он избавил посла от больших неприятностей. Ему, конечно, все же повезло, не все послы такие благодарные люди.
– Поэтому, если мы попадем в переплет, нам остается надеяться на Чарли Фортнума. Шах.
Доктору Пларру пришлось отдать ферзя в обмен на слона. Он сказал:
– Бывают люди и похуже Чарли Фортнума.
– Вы уже попали в переплет, но Чарли Фортнум вас не спасет.
Доктор Пларр быстро поднял глаза от доски, но старик имел в виду только партию в шахматы.
– Снова шах, – сказал Хэмфрис. – И мат. – Он добавил: – Этот душ течет уже полгода. Вы не всегда так легко мне проигрываете, как сегодня.
– Вы стали лучше играть.
2
Доктор Пларр отказался от третьей партии и поехал домой. Он жил на верхнем этаже желтого многоквартирного дома, выходившего на Парану. Этот дом был бельмом на глазу у старого колониального города, однако желтый цвет с годами все больше линял, да, впрочем, доктор и не мог позволить себе собственного дома, пока жива была мать. Просто не поверишь, сколько женщина может истратить в столице на пирожные.
Когда доктор Пларр закрывал ставни, реку пересекал последний паром, а когда лег в постель, то услышал шум самолета, медленно делавшего в небе круг. Шел он очень низко, словно лишь несколько минут назад оторвался от земли. Это явно не был реактивный самолет, пролетавший над городом по пути в Буэнос-Айрес или Асунсьон, да и час был чересчур поздний для дальнего пассажирского рейса. Пларр подумал, уж не самолет ли это американского посла, хотя и не ожидал его услышать. Он погасил свет и лежал в темноте, раздумывая о том, как легко могла сорваться вся их затея, пока шум самолета не стих, удаляясь на юг. Ему очень хотелось поднять трубку и набрать номер Чарли Фортнума, но он не мог придумать повода для звонка в такой поздний час. Нельзя же спросить, понравились ли послу руины? Хорошо ли прошел обед? Надеюсь, что у губернатора вам подали хорошие бифштексы? Он не имел обыкновения болтать с Чарли Фортнумом в такое время – Чарли слишком любил свою жену.