– Пить… – только и смог просипеть я.
– Это сейчас. – Остах повернулся к глиняному кувшину, стоящему на столе. И велел брату: – Беги к отцу.
Шлепанье босых ног, звук откинутой занавеси и громкий удаляющийся крик: «Проснулся! Отец, брат проснулся!!!»
Остах приподнял меня и подсунул подушку под спину. Затем приподнял обеими руками под мышки и прислонил к стене. Придерживая голову, напоил водой вдосталь. Когда я напился, он спросил, внимательно глядя мне в глаза:
– Ты меня узнаешь?
– Да, дядька Остах, – кивнул я.
– Где мы находимся? – продолжал свой расспрос воспитатель.
– Дома, – ответил я. И уточнил: – На вилле Эндира.
У нас было два дома. Летняя резиденция и зимняя, в Декурионе, горском священном городе-крепости в глубине гор. Безрадостное место.
Остах удовлетворенно кивнул:
– Сейчас придет рекс. Кое-что расскажет тебе. Ничего не бойся. Я с тобой буду.
Услышал приближающиеся шаги, быстро сжал мне плечо и повторил:
– Я с тобой.
А потом убрал руку и отошел от топчана.
Занавесь, отделявшая комнату от входа в общее помещение, откинулась, и вошел отец. «Дан Дорчариан, повелитель и защитник племен алайнов, дворча, дорча, дремнов, гверхов, гворча, квельгов, терскелов», – всплыл в голове полный титул Рокона. Я отметил про себя, что мальчишка отца немного побаивался, но безусловно любил. Матери они с братом не знали, она умерла после родов, и воспитывались они родичами-мужчинами. Вслед за отцом вошел его советник – танас Гимтар, мой диду, то есть двоюродный дед.
Рокон подошел и сел на край топчана.
– Как ты, сын? – требовательно спросил он.
Вот дает папаша! Таким тоном приказы отдают, а не с малолетними детьми разговаривают. И попробуй на такой вопрос ответить правду – плохо мне, мол, папа. Мне страшно, я не знаю, что со мной…
Отец, не дожидаясь ответа, продолжил допрос:
– Ты узнаешь меня?
– Да, отец.
– Ты помнишь, что произошло?
– Я упал со скалы. Но я не помню, как оказался дома.
– Тебя привезли. Ты был в горячке. Говорил бессвязно и не открывал глаза.
И тут отец неожиданно ущипнул меня за ногу. Больно! Больно, черт тебя возьми, садист средневековый!
– Ай! – вскрикнул я.
– Хорошо, – кивнул Рокон. – Подними ногу.
Я попытался – сначала правую, потом левую. Ничего не вышло. Ноги были словно я отсидел их и не слушались. Отец нахмурился:
– Попробуй согнуть.
– Не получается… – Мальчишеский голос дрогнул, и я расплакался. И увидел, как Оли тоже молча глотает слезы.
– Перестань плакать. Не время, сын. Попробуй пошевелить пальцами.
Я попробовал. И у меня получилось! Я шевелил пальцами обеих ног и не мог остановиться! Слезы сразу высохли.
– Хорошо, – кивнул отец. – Остах говорит, ходить ты будешь. И бегать будешь.
– Так все будет, как раньше? – радостно спросил я.
– Нет. Как раньше, не будет, – мотнул головой отец. – Сегодня ты уезжаешь в Империю.
Я увидел, как по красному лицу Оли опять потекли слезы.
– Перестань. Или выйди отсюда, – велел ему отец.
Оли сразу же вытер нос ладонью и постарался не плакать. Дан вновь повернулся ко мне.
– Сегодня ты уезжаешь. Тебя, – он выделил это слово, – уже два дня дожидаются посланник наместника, имперские купцы и прочая свора имперцев.
– А как же Правый?.. – растерянно спросил я, глядя то на отца, то на брата.
Отец наклонился ко мне и раздельно произнес:
– Теперь ты – Правый. Теперь ты – Старший. Теперь ты – Олтер. – Помолчал и добавил: – Понятно?
– Ничего ему не понятно, – встрял в разговор Гимтар. – И никуда он сегодня не поедет. Завтра.
– Но имперцы!.. – вскочил на ноги отец.
– Перетопчутся, – отрезал Гимтар, присаживаясь на освободившееся место.
На людях Остах и Гимтар во всем подчеркнуто слушались и никогда не оспаривали сказанного или сделанного их вождем, который был моложе их более чем вдвое. Однако с глазу на глаз они и спорили, и даже выговаривали дану.
Советник продолжил вразумлять своего правителя:
– И не дави так на парня, дан. Передавишь.
Диду повернулся ко мне, улыбнулся и тем тоном, каким обычно уговаривают капризных детей съесть «еще ложечку», продолжил:
– Так надо. Сейчас ты болен, ты упал. Повредил спину. В Империи, как ты должен помнить из моих уроков, есть врачеватели. Они поставят тебя на ноги. С тобой поедет Остах, – продолжал уговаривать больного танас. Я заметил, как при этих словах зло дернул уголком губ отец. – У нас… Ты же знаешь старейшин… если у сына дана неладно с ногами… – диду замолчал, пряча глаза. И закончил: – Так будет лучше для всех.