— Его избили, ночью, очень сильно, — всхлипывания набирали интенсивность и грозили перерасти в водопад.
— Нападавших нашли? — на всякий случай уточнил я.
— Нет. Он до утра пролежал в подъезде, пока соседи собак выгуливать не начали. Сначала думали, пьяный кто-то валяется, а потом узнали Костю. Не знаю, у кого на него рука поднялась, он же со всеми в хороших отношениях был, — дальше невозможно было что-либо разобрать. Ане явно требовалось выплакаться в чьё-нибудь плечо. Моё пришлось как нельзя кстати. Я сунул в рот очередную сигарету.
— В какую больницу его поместили?
— В первую городскую.
— А почему не к нам, в центральную? — удивился я. Впрочем, чему тут удивляться. Видимо, пока Кузю нашли, на дежурство по городу заступила другая больница. Сегодня ей оказалась первая городская.
— Его ограбили?
— Не знаю. Куртку не сняли, это точно. А вот портфеля нигде не было. Хотя, может, он его на даче оставил. Костя как раз оттуда возвращался. Он любил там работать. Говорил, что на даче ему никто не мешает. — Аня начала успокаиваться.
Проговорив бесполезные в таких случаях слова соболезнования и предложив обращаться за помощью в любое время, я положил трубку и задумался. Конечно, велика вероятность того, что к Косте попросту прицепились местные хулиганы, чтобы избить его и ограбить. Но, во-первых, Кузя всегда умел постоять за себя, особенно в уличной драке, чему я сам неоднократно был свидетелем. Во-вторых, характер его работы предполагает рано или поздно перейти дорогу кому-нибудь из сильных мира сего. Костя наверняка это понимал и должен был держаться настороже.
Уложить и ограбить здорового, достаточно подготовленного к нападению мужика, да ещё так, чтобы в подъезде никто этого не услышал, сложно. В любом случае, крики и шум драки заставили бы соседей вызвать патруль. Сами бы они при этом, конечно, и носа за дверь не высунули бы. Народу нас нынче осторожный пошёл. Однако на возню в подъезде, мешающую отдыхать, люди реагируют болезненно и быстро. Значит, никакого шума не было. Соседи крепко спали, и ничто их сон не беспокоило.
Вывод напрашивается один. Костю ждали и, прежде чем он успел среагировать, отключили его. Знали, что вернётся домой он поздно, зайдёт именно в этот подъезд и деваться ему будет некуда. И какого чёрта его по ночам носит? Нашёл время работать на даче. Неужели он действительно влез во что-то серьёзное? Да ещё, видимо, не просто влез, а накопал такого, что его пришлось оперативно выводить из игры.
Рассуждая таким образом, я принялся одеваться. Аня попросила съездить на дачу и привезти оттуда цветной телевизор, поставить в Костиной палате. Забота нелишняя. Сам повалялся на госпитальных койках, знаю, какая это тоска. Телевизор частенько становится единственным окном в окружающий мир для больного человека.
Сумерки начали сгущаться, когда я выехал из города. Костина дача, точнее, дача его родителей, незаметно перешедшая в полное распоряжение отпрыска, находилась километрах в двадцать от города, на берегу Лютой.
Широкая, мощная река, разливаясь во время паводков, она затопляет окрестные поля и дачные районы, коих в последнее время развелось великое множество. Но Костина дача строилась ещё в восьмидесятые, место выбирали с умом, чтобы было не только красиво, но и практично, так что разливы реки не грозят стоящему на крутом утёсе дому.
Я съехал с асфальта на грунтовку, ведущую к дачному посёлку. Постаревшие домики смотрелись жалко.
Народу на улице почти не было, лишь редкие энтузиасты-огородники ковырялись ещё на своих участках, собирая остатки урожая, да кое-где в окнах горел свет.
Перед Костиной дачей я с трудом разминулся в узком переулке с новенькой «Волгой». Она проехала дальше и, судя по ярко вспыхнувшим огням стопсигналов, остановилась. Видимо, водитель ищет знакомый дом, иначе не плутал бы здесь.
Ключ лежал, как в старые добрые времена, под порогом. Раньше мы любили приезжать сюда летом, когда раскалённый зноем асфальт гнал нас из города, на стареньком «Москвиче» Костиного отца. Тогда эта неуклюжая машина казалась нам пределом мечтаний.
Я потыкал ключом в замок, и незапертая дверь неожиданно легко подалась, тихонько скрипнув. Подсвечивая себе зажигалкой, я добрался до выключателя, по дороге больно ударившись коленом обо что-то твёрдое и громоздкое. Потом зажёг свет и огляделся.
Зрелище впечатляло. Сказать, что всё в доме было перевёрнуто вверх дном — ничего не сказать. Опрокинутая мебель, какие-то бумажные листки, вещи, разбросанные по полу. Вот, значит, обо что я ударился. Стоящий на боку древний стол сиротливо уставился в окно растопыренными ногами. Озираясь по сторонам, я отправился на поиски телевизора.