В голове шевельнулась мысль, что неплохо было бы заехать навестить Костю, рассказать ему о событиях последних дней, поглубже покопаться в его расследованиях и попытаться самому выяснить причину случившегося с ним и происходящего со мной. Но, взглянув на зелёные цифры часов, мерцающие на панели, я отказался от этой затеи.
В это время Костя уже либо спит, либо, избавившись от Аниной опеки, ведёт задушевные беседы с дежурной сестричкой. И то, и другое одинаково исключает моё появление в его палате.
Кстати, о дежурных медсёстрах. Сегодня ведь должна дежурить Наташка, вспомнил я, сворачивая в переулок, ведущий дворами к нашей больнице. Попытаемся ещё раз восстановить дружеские отношения. Впрочем, может ли быть настоящая дружба между мужчиной и молодой красивой женщиной? В любом случае, элемент любовной игры будет в ней присутствовать, если мужчина, конечно, ещё здоров и крепок настолько, чтобы реагировать на женское начало.
Я поймал себя на мысли, что больше не думаю о Наташе как о маленькой девочке с косичками, оставшейся в памяти со школьных лет. Девочка давно выросла и превратилась в молодую женщину, вот только я разглядел произошедшую перемену только сейчас. Что ж, тем хуже для меня, усмехнулся я. В личной жизни я как-то всегда умудряюсь проглядеть то, что очевидно окружающим.
Философски размышляя о собственной невнимательности, я проделал остаток пути. На въезде в больницу я опустил стекло, и сторож, узнав меня, поднял шлагбаум. Хирургам, приезжающим в больницу ночью, редко кто задаёт вопросы о причинах, приведших их на работу в такое время. Оставив машину на стоянке, освещенной ярким светом фонарей, я неторопливо пошёл по дорожке, ведущей к хирургическому корпусу. Захотелось пройтись, вдыхая ночной воздух, и заодно размять затёкшие мышцы. Звук шагов, почти неслышный днём, теперь далеко разносился в ночной тиши.
У вивария вспыхнул огонёк зажигалки и привлёк моё внимание. Заработал двигатель, и габаритные огни обрисовали очертания машины «скорой помощи» на тёмном фоне здания. Сойдя с дорожки, я двинулся на звук, решив немного поболтать с водителем, а заодно и выяснить причины, побудившие его ставить машину в таком неудобном месте. Дверь вивария распахнулась, и в ярком свете дверного проёма чётко обозначились чьи-то фигуры.
Я замер, потом подошёл ближе, выбросил сигарету и с интересом принялся наблюдать за происходящим. Загадочные незнакомцы, негромко переговариваясь, принялись что-то загружать в «скорую». Сначала — объёмистый куль, который пришлось нести вдвоём, затем — два тускло сверкнувших металлом больших предмета, показавшихся мне смутно знакомыми.
Хлопнули двери «скорой», и машина, набирая скорость, проехала мимо, чуть не зацепив моё укрытие светом фар. Номер машины ничего мне не сказал, кроме того, что автомобиль зарегистрирован в нашей области. Вдалеке послышался звуковой сигнал и последовавший за ним скрежет поднимающегося шлагбаума.
Я осторожно подошёл к зданию вивария. Дверь была закрыта, но из щели над ней пробивался чётко видимый в ночной тьме лучик света. Я нерешительно потоптался на месте, оглядываясь по сторонам и ожидая появления кого-нибудь, кто смог бы объяснить происходящее здесь. Кругом царила тишина, и никто не спешил рассеять моё недоумение. Вздохнув, я принялся при слабом свете зажигалки искать на земле железку, уже послужившую мне однажды в качестве отмычки. Заходить в виварий не хотелось. С одной стороны, моё последнее посещение кончилось тем, что выставил себя перед Бакутиным в весьма глупом виде. С другой же мне было совершенно непонятно, кто и чем здесь занимается и какое всё это имеет отношение к работе городской «скорой помощи». В конце концов, любопытство взяло верх и я, поковырявшись в знакомом уже замке, открыл дверь и вошёл внутрь, громко крикнув:
— Есть здесь кто-нибудь?
Густой запах табачного дыма ударил в нос. Окурков с белым угольным фильтром в пепельнице явно прибавилось. Значит, вовсе не канувший в лету ветврач был поклонником дорогих импортных сигарет. Дверь в подвал была открыта, там тоже горел свет.
Я начал неторопливо спускаться. Тишина давила на уши, натягивая нервы. Бетонный пол был свежевымыт и оставался ещё влажным. На операционном столе тоже поблёскивали капли воды. А ещё в воздухе явственно чувствовался сладковатый запах крови, смешанный с чем-то. Перепутать было сложно, я слишком часто вдыхал его в своей жизни.