— Тебе что-то известно? — нетерпеливо спросил Олег.
— Как сказать. Судя по всему, один из напавших на твоих ребят за это время уже обзавёлся маленькой дырочкой во лбу для проветривания мозгов. А второй должен быть жив-здоров, если только не окоченел от холода. Он в дачном посёлке, что в районе Утёса. Дача номер 23.
— Что ж ты молчал? — вскочил он.
— Погоди ты горячку пороть. Сядь. Тут дело вовсе не в этих боевиках.
— А в чём?
— Не в чём, а в ком. В Сысое. Он же Сысоев Сергей Юрьевич, москвич и представитель той самой тихой и неприметной крыши Гнома, которая решает его проблемы.
— Иди ты, — Олег явно был поражён. — А ты откуда знаешь?
— Оттуда. Чем я, по-твоему, всё это время занимался?
— Сысоя вычислял? — предположил он
— Почти угадал, — я встал, пряча улыбку, и только тут заметил на затылке у него большую шишку.
— Это у тебя откуда? — спросил я, дотронувшись до неё.
— Твоя работа, — прошипел Горенец, морщась.
— Что?!
— А кто этой… Наташке, в общем, насочинял про меня? — обиженно спросил он.
— Было что-то такое, — начал припоминать я.
— Тебе-то всё шуточки, а она ж верит всему, как малое дитя. Возьми, и грохни меня скалкой по голове. Хорошо, Богдан домой вернулся, а то она уже собиралась бригаду из психушки вызывать.
Я, уже не сдерживаясь, рассмеялся. Горенец покосился на меня и вяло улыбнулся.
— Кстати, как она? — спросил я.
— Что с ней случится, — проворчал он. — С ней, если кто и свяжется, сам первый пожалеет. Ты бы позвонил ей, Сань, а то завтра опять будет приставать: где Махницкий, что с ним. Будто я тебе в няньки нанимался. В самом деле, позвони, — он протянул мне телефон.
Я набрал знакомый номер и закурил в ожидании ответа:
— Алло? — прозвучало в трубке.
— Не спишь ещё, стрекоза?
— Я, между прочим, не маленькая девочка, чтобы так меня называть, — возмутилась она.
— Знаю, что не маленькая. Горенца треснула по голове совсем не по-детски, — сказал я, не обращая внимания на умоляюще замахавшего руками Олега.
— Сам виноват. Зачем понапридумывал про него всякой всячины?
— Ох, кругом я виноват, — вздохнул я.
— Саша, а долго мне ещё сидеть взаперти?
— Я-то здесь при чём?
— Горенец, чтоб ты знал, тебя выдал после того, как я его скалкой по голове огрела. Он сказал, это была твоя идея изолировать меня от общества.
Я погрозил Олегу кулаком. Он мстительно ухмыльнулся.
— Так как? — настаивала Наташа.
— Слушай, чего тебе дома не сидится? Отдохни пока, сил наберись…
— Нечего меня уговаривать, — отрезала она.
— Пару дней, от силы, — наконец ответил я.
— А ты меня проведать не собираешься? — смягчилась она.
Я пробормотал что-то невразумительное.
— Махницкий, ты что, совсем по мне не соскучился? — возмутилась она.
— Ещё как. Но, видишь ли, у меня есть дела поважнее, чем с тобой в куклы играть.
— Значит, я была права тогда в «Евразии», когда сказала, что вечер закончится, и ты опять станешь чужим и язвительным, — грустно сказала Наташа. — Тебе что, так нравится выводить меня из себя?
— Есть немного. Ладно, Наташа, не грусти. Завтра нанесу вам официальный визит, — несколько опрометчиво пообещал я.
— Честно?
— Да.
— Хорошо. Тогда я готова потерпеть ещё два дня. Но не больше, слышишь?
— Договорились, — ответил я и дал отбой.
Потом вернул трубку ухмыляющемуся Горенцу и снова закурил. Чёрт, лёгкие у меня, наверное, уже цвета антрацита.
— Где этого Сысоя найти, знаешь? — вернулся Олег к прерванному было разговору.
— Знаю. В «Евразии»
— Прекрасно. Едем?
— Куда?
— Как куда? В «Евразию», конечно.
— Во-первых, неизвестно, как ко всему этому отнесётся Богданов. Во-вторых, ты что, хочешь в гостинице погром устроить? Лично мне перспектива поучаствовать в перестрелке в центре города не нравится. А просто так Сысой не дастся, поверь на слово. Не такой он человек.
— Что же ты предлагаешь? — спросил Олег.
— Подождать утра и обсудить всё это с Богдановым. Там уже начнём действовать. Поверь, мне гораздо больше, чем тебе, хочется покончить с Гномом, Моргуном и прочей мразью.
— Моргун — это кто? — не понял он.
— Это я Сысоя так прозвал. Веко у него дёргается, — ответил я. — Пока предлагаю завалиться спать. Здесь найдётся где разместиться? Честно говоря, у меня был тяжёлый день, и ехать домой просто сил никаких нет.
Вкратце обсказав Горенцу всё произошедшее со мной, я заслужил его полное одобрение и отправился в одну из комнат, где в моё распоряжение выделили постель с чистым бельём и мягкой подушкой. Моему бренному телу, утомлённому ночёвкой на продавленном диванчике в продуваемой всеми ветрами Костиной даче, больше ничего и не требовалось. Я зарылся лицом в подушку, и до утра все заботы отлетели от меня.