— Ты и в самом деле поверил, что я буду заниматься этим на пару с Сысоем? На одной доске, значит, меня с ним держишь, — он презрительно ткнул пальцем в сторону съёжившегося Лёвы. — Хорош, нечего сказать. Я-то тебя всегда за умного держал. Зря, выходит.
— Да ты что, Саша, — вмешался тут молчавший до этого Олег. — Кому он здесь нужен, Сысой этот? Он же пришлый, чужак. Люди нас не поймут, если мы добровольно разрешим над собой крышу чужакам держать и позволим им за это творить в городе, что хотят. Ну, ты, Саша, даёшь…
Я сидел, не подавая виду, насколько рад их словам. У меня словно гора с плеч свалилась. Хотелось шутить, смеяться и размахивать руками… Но я не стал этого делать в присутствии сердитых людей, с упрёком смотрящих на меня.
— Извиняюсь, если так, — развёл я руками. А что я ещё мог сказать?
— Извиняюсь… — передразнил меня Богданов. — Эх, ты… Ладно. Олег, с этим пора заканчивать. Больше мы от него ничего не услышим нового, — он кивнул в сторону Гнома. — Пусть ребята всё сделают грамотно, без лишнего шума.
— Ясно, — ответил Горенец и потащил к выходу упирающегося Гнома.
Мы с Богдановым остались вдвоём и некоторое время молчали, поглядывая друг на друга.
— Слушай, Саша, я вот понять не могу, ты врач по призванию или по необходимости?
— По жизни, — ответил я, не поняв толком его вопроса.
— Нет, по жизни ты дурак, которому не терпится умереть, — задумчиво покачал он головой.
Я безмолвно проглотил это оскорбление. Не впервой, потерплю.
— Я вот к чему клоню, — продолжил он. — Олег сказал, что ты больше не хочешь лечить моих, как ты выражаешься, подранков. С чего это вдруг?
Я пожал плечами и промолчал.
— А что, если я сделаю тебе другое предложение? Бросай ты свою медицину и иди ко мне в команду. Помощником, скажем так.
— А Горенец? — удивился я.
— Горенец — бригадир. У него это хорошо получается, это его призвание. А вот твоё…. Неужели так и будешь по-прежнему работать в своей больничке? И жить теперь придётся на одну зарплату, раз с нами работать больше не хочешь.
— Буду жить на одну зарплату, — упрямо ответил я, содрогаясь в глубине души от этой чудовищной перспективы.
— Долго ли ты так протянешь? Не исключено, что кое-какие накопления у тебя есть. Хотя вряд ли. Всё ведь на баб спускал? Я прав?
— Прав, — пробурчал я. Вот привязался.
— Ну-ну. Смотри, я предложил, ты отказался. Мне и в самом деле нужен вот такой человек рядом, которому можно не только приказать, но и посоветоваться иной раз. В общем, которому я смогу доверять на все сто.
— А что, вы мне доверяете на все сто? — удивился я. — Зря.
— Ну-ну, — повторил он. — С Наташкой у тебя что?
— Не успел ещё, — бросил я. Началось. Душу сейчас вынет своими нотациями и предупреждениями.
— Что не успел?
— Сказать ей, что больше не будет ни походов в ресторан, ни других видов совместного времяпровождения. Ничего больше не будет. Но ещё скажу, не беспокойтесь.
— Вот как. А я подумал, у вас что-то серьёзное. Наташка вон извелась вся, как ты пропал. Хоть и не подходи к ней. Фыркает, как кошка, да плачет. Что молчишь?
— Это пройдёт. Что касается меня, то вы были правы. Когда я смотрю на неё, у меня в голове действительно вертится лишь одна мысль. А именно: как бы поскорее затащить её в койку, — честно признался я.
Богданов побагровел и закашлялся. Потом вскочил и закричал страшным голосом:
— Вон отсюда, сукин сын! Чтоб я тебя больше и не видел!!!
Кажется, он в меня чем-то запустил, но я уже хохотал, скрывшись за дверью, и даже боль в разбитых губах не мешала мне.
Появившийся Горенец с опаской прислушался к бушевавшему в комнате боссу, крывшему меня, почём зря.
— Это ты его так завёл? Даёшь. У тебя прямо талант людей из себя выводить. Ладно, подожди меня здесь, — и он нырнул за дверь. Пробыл он там недолго и снова выскочил в коридор, качая головой.
— Обиделся. Зря ты так с ним. Он, между прочим, обещал всем головы поотрывать, если с тобой что-нибудь случится. Впрочем, как знаешь. Пошли, — и он затопал вперёд по коридору.
Я последовал за ним, всё ещё улыбаясь при воспоминании о багровом, как помидор, лице Богданова. Не всё ж ему меня задевать.
— Машину оставь здесь, — сказал Олег, когда мы вышли на улицу. — На моей поедем.
— Куда?
— К Сысою. Или ты не хочешь? — покосился на меня он.
— Хочу, конечно. Мне много что есть сказать этому доморощенному философу. Только бы добраться до него. А что с Гномом? Как он вообще к вам в руки попал?