— Несовершеннолетняя дочь, — ответил я и покосился на дочку.
Она сидела в куртке внакидку, морщила носик, вид у нее был вполне несовершеннолетний.
— Закон знаешь? — строго спросил Ардальон.
— Так точно! Но у меня особые семейные обстоятельства…
— Жди здесь! — Ардальон прихватил миску и вразвалочку — это надо же! — ушел за комель вывернутой березы и потом чуть дальше — за пригорок, откуда поднимался медленный столб жаркого дыма и слышалось множество мужественных голосов.
— Ну уж, — сказала дочка, — вы меня совсем за человека не считаете!
— Что ты! Наоборот! Но как допустить прекрасную половину человечества в дымный кубрик, где шумят грубые китобои, соленые марсофлоты, застольные гости громовых пиров?..
— Вот-вот. Я этого дяденьку знаю. Он как раз заведующий железнодорожной столовой.
— Это только видимость, дочка. На самом деле — он флотский чудак, я это с детства знаю, поверь. За этим березовым комлем скрыто много тайн!..
— Вообще-то тут ничего, — заметила дочка, — жаль, мамы нету…
— Жаль, конечно. Но тогда бы нас сюда, точно, не пустили. Сейчас многие женщины заламывают руки там, на берегу, но зато моряки одни, как и положено морякам… Флотилия у них маловата, а?
По другую сторону березы были причалены две «казанки» и разлапистая самодельная лодочка, длины которой едва хватило, чтобы уместить на борту ее собственное название: «Беллятрикс».
— А дяди Колину шаланду ты забыл? Да на ней тонны три соленых марсофлотов можно увезти.
Появился на берегу в сопровождении Ардальона Серега Прахов, в рыбацких своих штанах и сапогах, но тоже в тельняшке, и я вспомнил предупреждение Васи Пучкова.
— Доча, поищи-ка, где моя куртка затерялась. Надо все-таки по форме одеться.
— Сойди сюда, — приказал Серега.
— Да я не по форме…
— Иди, разрешаю!
— Ну, если так…
— Что случилось?
Выслушав меня, он заныл, словно от зубной боли.
— Вот так и загадят озеро! Видел я недавно такого арапа, да ты его знаешь — Сашку Янтарева. Бравый вояка, на рыбалку со мной напросился. Поверишь, нет — за ночь четыре кострища сменил! Сдвинет костер на новое место, а сам на теплой земле, как на печке, спит. Это рядом-то с озером! Я ему: «Паразит, что же ты делаешь?» Ржет. «Ты же землю во что превращаешь!» Ржет. Мол, походная жизнь здоровье беречь научит. «Что ж ты, — говорю, — и в походах так?» — «Обязательно, — говорит, — если маскировки соблюдать не требуется. У меня каждый взводный этому обучен, каждый ротный». — «Что, — спрашиваю, — так все и ночуете?» — «Только так! У кого другого санбат загружают или чихают напропалую — а у меня порядок!» — «И всех солдат так укладываешь?» — «По возможности, всех!» Я взял кострище померил, вышло — на одного Сашку четыре квадратных метра. «Дак зачем, — спрашиваю, — атомной войны ждать? Так поночуете — вот тебе и выжженная земля! Пустыню, — говорю, — Сашка, защищать собираешься?» Обиделся, боже ты мой!
— А ты, когда на эсминце мазут в море откачивал, думал об этом?
— Горько жалею! — отрезал Серега. — И еще жалею, что никто об этом не думал! Казалось бы, в войну нагляделись на пустыню-то, до сих пор то по земле, то по войне ходим, а все мозга коротка, а?
— Пивнул, что ли?
— Да нет, расстроил ты меня с своим сынком. Представлю, что с Федькой так — голова мутится!
В конце протоки мягко зачукал двигатель доры.
— Вот и Колька… И Лешка-капитан с ним…
— Дело такое, — вмешался Ардальон, — приходил он ко мне утречком, пивка попросил, да очень уж переживал… Может, допустим, братишка?
— Он фронтовик, Ардальон Иваныч. Чего мы в это дело полезем? Вы сами и решайте.
— Добро, Сережа, добро! — Ардальон затопал сапогами за бугор.
— Чего это он, такой щеголь, — и в сапогах?
— Ноги ему мочить нельзя. У него там по два шерстяных носка накручено…
— Понятно. Принимай товар, старшой.
— Может, останешься? Хотел я тебя с ребятами познакомить, в старую компанию носом ткнуть, чтоб ты там, на окиянах, не зазнавался…
— Да, это мне очень грозит… А как же дочка?
— Тут подождет, долго ли по единой?
— Слушайте, хватит вам шептаться, все равно я все слышу, — сказала нам дочка, — подумаешь, нельзя — так нельзя! Папа, решай все вопросы, и поехали! Ей-богу, взрослые, а как дети!..
— Во́ прихватывает… — забормотал Серега, — во́ рука, во́ хватка!.. Ладно, давай разгружаться! Ступай, здесь дно песчаное. Во что нам хлеб переложить?
— Доча, достань клеенку голубенькую, заодно скатерть-самобранка будет…
У костра за бугром голоса всплеснулись, вскинулись, раздробились, так что отчетливо слышны стали и форма и содержание слов, и дочка сделала вид, что ничего не слышит, потому что у костра за бугром всерьез решалась дальнейшая жизнь Лешки-капитана.