Глава 11
1943 г., Евгений Соболев
– Как называется твоя часть? – удар сапогом в лицо оглушил его, отбросил назад, на ту лавку, с которой его только что подняли двое дюжих крестьянских парней в немецкой форме, явно в жизни больше ничего не делавших ранее.
Соболев сплюнул кровью, помотал головой и приподнялся на разбитых локтях. Вокруг все гудело и кружилось, на несколько мгновений он перестал понимать, что происходит. Забыл, что всего три часа назад, под самый рассвет, когда он, наивный, заснул от усталости в разбитой воронке, полицаи все-таки нашли его. Нашли и, связанного по рукам и ногам, оттащили в ту самую деревушку, возле которой он так неожиданно оказался и где нашёл церковь со странным посланием, смысл и суть которого теперь казались ему каким-то далеким и бредовым сном. Особенно теперь, на фоне реальности, вонзающейся в его тело сотнями иголок боли.
Раньше, ещё утром, его допрашивал средних лет, щеголеватый и смотревший ему в глаза даже, казалось, с некоторой долей уважения, немецкий офицер.
Курт Йорих действительно воспринял этого немного странного русского летчика как почти равного себе. В чёрной, закопанной и закопчённой избенке, куда его привели для проведения допроса, в комнате с полом из кривых досок еле-еле горела масляная лампада, освещая стол, два грубо сбитых табурета и небольшую раздолбанную, покрытую царапинами и трещинами деревянную скамью. Именно туда два деревенских полицая, из местных крестьян, кинули связанного невысокого и чумазого парня в окровавленной гимнастерке, со смятыми погонами лейтенанта Красной армии, как их узнал Курт.
– Развязать и посадить! – приказал он, с трудом выговаривая сложные русские слова, и от этого растягивая фразу, казалось, на пол-минуты.
Полицаи переглянулись, затем посмотрели на стоявшую в углу и поэтому плохо освещенную, эту высокую и странную женщину с короткой стрижкой светлых волос и в удивительно подходящей ей гестаповской форме. Она властно кивнула и офицер, уловив мгновение ее резкого тяжелого взгляда, вдруг неожиданно для себя передернул плечами, как будто от пронизывающего холода. Русского развязали и заставили сесть. Йорих подвинул к нему со стола граненый стакан воды, достал свои сигареты и протянул пачку.
Русский лётчик молча, истерзанной грязной рукой с изломанными чёрными ногтями, взял стакан, отхлебнул из него и поставил на место. К сигаретной пачке он не притронулся, даже как-то брезгливо не обратил на неё внимания. Немец пристально посмотрел на него:
– Фамилия? Имя? Ранг? Номер полка? – проговорил он, также растягивая, но пытаясь чеканить, русские слова.
Соболев молчал, глядя как будто отрешенно и не воспринимая происходящее. Прошла минута в молчании, но она показалась всем почти часом.
– Я неправильно говорить? – спросил Йорих наконец, пытаясь поймать, проникнуть во взгляд русского. – Ты не понимать?
– Господин офицер, – неожиданно подала голос та женщина в углу. – Он не отвечает вообще. Я, мы… уже допрашивали его почти час, он только стонал, не сказал ничего…, он потому….
– Молчать! – резко, не оборачиваясь, крикнул Курт. – Я тебя не спрашивать, значит....
Полицайка замолкла и даже, как-то сразу, стала ниже ростом. Соболев спокойно смотрел, не двинувшись и не моргая, его взгляд был потухшим.
– Повторил! – ещё раз крикнул Курт. – Ты говорить?
Перед ним лежали найденные в самолете документы Евгения: его смятая и замызганная лётная книжка и старый летный планшет с полуобгоревшей картой. Йорих изучил это все уже давно и ничего не понял. То есть он вроде бы понял все, но не понимал как. Этот лётчик имел всего одну запись о боевом вылете, и это было почти полгода назад. Получалось, что молодой человек, почти не имевший боевого опыта, смог в один заход уничтожить мощную танковую колонну, сорвать планы целого фронта и при этом уцелеть. Как он вообще на неё вышел, все движение было секретным? Именно этих танков не хватило вчера для прорыва, а истребительный полк весь день охранял квадрат от атак русских «цементных». Ничто не говорило о том, что этот ИЛ летел на цель специально, не было задачи атаковать именно там и именно тогда. Значит это или случайность, или.... Курт ещё немного подумал и решился: