Глава 16
2019 г., Максим Шмелев
Я тихо сидел в небольшом узком коридорчике, слушая уже полчаса перепалку за стеной. Казённое учреждение по адресу улица 1905 года, дом 4, корпус 1, оказалось участком мирового суда, и сейчас там вовсю шло заседание.
Голос судьи Величко Ольги Васильевны, строгий и властный, никак не вязавшийся с ее миловидной внешностью чисто русской деревенской бабы, высокой, с длинными русыми собранными в косу вокруг головы волосами и васильковыми глазами (я рассмотрел ее буквально за минуту, войти и послушать заседание она мне не позволила), ее речитативное зачитывание документов постоянно прерывало и заглушало доводы истца и ответчика. Истец, представитель собственника, чья квартира, судя по всему была повреждена вследствие прорыва канализации, тоже имел чисто рязанскую внешность: высокий и седоватый мужчина лет пятидесяти с как будто вылепленными хлебным мякишем чертами одутловатого лица и прямым носом. Ответчика я сразу не увидел: судя по всему, это был очень пожилой человек. Он отвечал тихо, невпопад, я его практически не слышал, ибо любая его попытка заговорить тут же заглушалась громкими окриками рязанского юриста и чеканными репликами женщины-судьи.
Других вариантов, собственно, у меня не было – в доме, помимо судебного участка, находился ещё магазин «Магнит» и сотни две квартир, поэтому искать какое-либо другое место не имело смысла. Если на какое-то событие 7 мая мне указала таинственная записка, то оно должно было случиться именно здесь. А ошибаюсь я или нет, понять сложно, голос из другой точки пространства-времени больше не приходил, канал связи не работал по какой-то причине или просто так: возможно оттуда не хотели вмешиваться, оставив все идти своим чередом. Я просто сидел и смотрел, что будет дальше – по опыту я чувствовал, что будет какая-то подсказка, некий намёк, который должен направить мои дальнейшие действия.
За стенкой судья продолжала монотонным речитативом зачитывать решение: я в него особо даже не вслушивался. Вроде бы как ответчику Соболеву присудили заплатить компенсацию истцу Алехину за повреждённую в ходе потопа квартиру в сумме трёхсот с чем-то тысяч рублей, и компенсацию услуг представителя в сумме сто двадцать тысяч, и компенсацию стоимости экспертизы, и компенсацию госпошлины – все вместе почти на полмиллиона. Судья, наконец, закончила, из комнаты вышел довольный рязанский юрист, а ответчик, похоже, все сидел на месте. Прошло минуты две, и я, наконец, решился подняться и заглянуть внутрь.
Там, на потертой деревянной лавке, сгорбившись и смотря в пол, сидел худой старик, весь седой, как лунь, с костылем и в старом пыльном поношенном пиджаке, на котором, к моему удивлению, сиял начищенный до блеска маленький разноцветный прямоугольник – я знал, что это были орденские планки, своего рода информационная табличка, на которой раньше указывались награды ветерана войны.
– Неужели он воевал, сколько же ему лет? – подумал я, а старик вдруг поднял голову и впечатал в меня пронзительный взгляд прищуренных глаз, которые горели живым огнём на его высохшем, почти безжизненном и бледном лице.
– Вам… вам плохо? – я спросил первое, что пришло в голову, даже не подумав, насколько глупым казался этот вопрос. И удивительно было услышать в ответ тихий, но по-мальчишески бодрый голос, в котором явно чувствовалась военная выправка:
– Молодой человек, плохо мне было лет двадцать назад. А сейчас мне обычно. Так что не волнуйтесь, это обычное мое самочувствие, – и старик усмехнулся краешком сухого рта.
– Вас они… засудили? – и вновь я задал не очень умный вопрос, пришедший в голову спонтанно.