На карандашном рисунке был изображён молодой человек лет 30-ти, в белом офицерском мундире с эполетами, темноволосый, безусый, с проницательным взглядом. Он задумчиво стоял на фоне какого-то деревенского пейзажа, опираясь одной рукой на эфес опущенной вниз сабли. Для своего времени портрет мне показался несколько необычным.
– Этот портрет я искал довольно долго, а нашёл вот не в архиве, а в обычной популярной книжке, – сказал Соболев. – Предполагаю, что он из старинного альбома, что наверняка хранился раньше в какой-нибудь дворянской усадьбе.
Он отпил свой чай, закашлялся, явно волнуясь.
– Фамилия этого офицера Берестов, он адъютант командующего Второй русской армией князя Багратиона. Был его адъютантом. Упоминаний о нем очень мало, я нашёл только пару документов, на самом раннем этапе войны с Наполеоном, до взятия Смоленска. После – ничего нет, и я могу предположить, что он погиб. Адъютанты часто гибнут в сражениях, такая у них участь, что поделать. Ну, так вот, он абсолютно точно был таким почтальоном. Поверьте. Я это точно знаю.
Он посмотрел на меня, будто боясь увидеть мое недоверие, даже просяще, как бы говоря:
– Нет, я еще не выживший из ума старик, ну поверь же мне!
Но, видимо, встретив мой взгляд, отхлебнул снова чаю, и, успокоившись, продолжил:
– Этот человек, поручик Берестов, в те времена, судя по всему, слышал глас отчетливее и яснее, чем мы с вами сейчас. И он… ещё тогда, в 1812 году, стал оставлять письменные послания, в тайных местах, но там, где их могли, нет, где их должны были найти. Другие люди, которые знают про глас грядущего. И их находили… я знаю минимум о двух таких записках, и....
Из кармана пиджака я достал маленький, для верности упакованный в прозрачный файл, найденный мной в квартире убитого адвоката листок, и положил его перед Евгением Ивановичем. Тот отшатнулся, и, как мне показалось, схватился за сердце, но тут же совладал с собой, выпрямившись.
– Это третья записка, – сказал я спокойно. – Фамилия написавшего ее мне была неизвестна.
Глава 17
1943 г., Евгений Соболев
Они сразу решили выходить из избы, не таясь. Изначально понимая, что шансы не попасть под немецкую пулю у двух искалеченных, истерзанных людей невелики. На двоих у них было две взятых у полицаев старых винтовки-трёхлинейки и пистолет этой пытавшей их эсэсовки. Когда Женька попытался взять винтовку в обе руки, нахлынувшая боль заставила его уронить тяжелое оружие и со стоном упасть на окровавленную лавку: левая рука, похоже, была сломана в нескольких местах. Танкист, тяжело покачав обожженной головой, протянул ему пистолет, ещё забрызганный каплями свежей крови: Соболев осторожно вытер его о свою загвазданную гимнастерку. Сам Мацкевич сумел поднять винтовку, решительно, хоть и со стоном, передернул затвор и осторожно выглянул в маленькое треснутое окошко.
– Слушай, брат,– сказал он. – Шансов у нас мало. Но эти гады не ожидают, что мы выскочим. Поэтому: выходим, стреляем, берём у них «шмайссеры», стреляем. Идём к третьему «тигру» – он вроде на ходу и люки открыты, значит, думаю, никого там внутри нет – проветривают. Если сильно повезёт и есть горючка – тогда попробуем завести. Подстрелят тебя – беги все равно к танку со всех ног, как можешь. Семи смертям не бывать – а здесь мы ещё повоюем!
По сеням шли, осторожно ступая на половицы, приноравливаясь к шагам друг друга. В углу ещё тяжело дышал и хрипел второй полицай – ему первому танкист распорол косой грудь. Выскочив из избы окровавленные, измученные люди вначале ощутили дуновение свежего лесного воздуха, заполнившего легкие после почти двух суток нахождения в замкнутом пространстве. Спиной к ним, у самого крыльца, стояли двое немецких солдат в полевой форме, удивленно обернувшиеся на шум. Соболев с танкистом выстрелили одновременно, почти не целясь, в упор, и подскочили забирать их автоматы раньше, чем тела убитых фашистов тяжело повалились на землю. Ещё двух подбегавших к калитке немцев Петр спустя пару секунд срезал из «шмайссера», те отлетели назад, словно освобождая дорогу.
Бегом, вперёд! – крикнул танкист Соболеву.
Нужный танк был всего в каком-то десятке метров. Немцы не понимали, что происходит и откуда пальба, один из них, спрятавшись за гусеницей, полулёжа строчил вслепую короткими очередями в сторону леса.
На, гад! – с криком Мацкевич разрядил в него сбоку почти всю обойму, и, пригнувшись, схватив Женьку за рукав здоровой руки, потащил к танку. Ещё секунд восемь ушло, чтобы, вопя от боли, забраться на броню и подлезть к открытому люку башни. Оттуда было видно что немцы наконец догадались: к «тигру» с разных сторон уже бежало человек десять с криками и стрельбой, но Соболев и танкист вместе ввалились вниз головой в железное нутро танка и Петр из последних сил, подтянувшись, еле-еле успел захлопнуть люк буквально перед носом у залезшего на башню первым немецкого обер-лейтенанта, командира этой машины, и повернул неожиданно плавно двинувшийся один из трех запорных замков, а затем, метнувшись, также закрыл люки заряжающего и механика-водителя, прежде чем Женька отдышался и пришел в себя.