– Ладно,– согласился Петр, как будто удивленный уверенностью и твердостью Соболева. – Едем вперёд, – и он вновь измученно припал к педалям и штурвалу управления.
Тяжелая машина уже почти двинулась, но гул и звон другого мотора, раздался, казалось, уже совсем близко. Мацкевич осторожно выглянул через щель амбразуры и замер: «тигр» выезжал слева и спереди метрах в десяти от них, практически новый, со свежей краской на броне. Судя по всему, он и был во главе построения, тяжелого и мощного, идущего на наш укрепрайон, который, как помнил Соболев из полкового инструктажа, начинался где-то за лесом, на холмистых высотах возле все той же Ольховатки. Теперь и этот «тигр» замер, остановившись, видимо, экипаж не мог понять, что это за танк рядом с ними, откуда он взялся, и пытался безуспешно вызвать их по рации. Затем они увидели, что башенный люк открылся и фашистский танкист в блестящей чёрной куртке, появившись оттуда, слез с брони и медленно и осторожно двинулся в их направлении.
– Сержант, овражек справа от нас, ныряй туда, иначе они, как поймут, пальнут прямой по нам, – тихо сказал Соболев и Петр кивнул в ответ. Послышалось постукивание по корпусу снаружи – это немец секунд десять бил по броне стволом пистолета, прося открыть. Затем все смолкло.
– Давай! – крикнул Евгений, и танкист резко дёрнул рычаг коробки передач, вдавил газ и вывернул руль. «Тигр», едва не перевернувшись, с треском и скрежетом ломая тонкие деревца, слетел вниз, в широкую лощину, идущую до самой опушки, и почти скрылся в ней. Гусеницы с лязгом разрывали землю и корни деревьев, мотор надсадно выл, всасывая последние капли топлива, машина с Мацкевичем и Соболевым медленно летела к краю леса. Через пять минут гонки открылся просвет между кустами, и танк буквально вывалился из оврага на изрытое воронками поле, на котором в отдалении уже виднелись зеленые корпуса изготовившихся к атаке наших Т-34 – до них был примерно километр.
– Сейчас, спасти маршала, немедленно! – повелительно приказал голос в голове Женьки. И будто по волшебству, повернувшись влево, они увидел картину, как в замедленной съемке: застывший метрах в двухстах от них на опушке «тигр», поворачивающий башню в сторону так же застывшего ещё левее и впереди, на краю взрытой в поле воронки зеленого легкового автомобиля, к которому, крича, бежали через поле пехотинцы, тоже в зелёных шинелях и касках.
– Туда, тарань его, быстро! – скомандовал Соболев, и танкист, тоже как в тумане, направил машину прямо в борт изготовившемуся стрелять немцу. А через несколько мгновений, показавшихся Женьке годом, раздался оглушительный удар, спертое пространство танка, завертелось перед глазами, а затем столь же оглушительно наступила тишина....
Глава 18
1812 г., Дмитрий Неверовский
Неверовский устало переступил порог чёрной избушки, приткнутой на краю одной из улиц, отходящих от центральной площади Смоленска, где, как ему указали в штабе первой армии Барклая-де-Толли, квартировал Кутайсов. По всему городу стлался чёрный дым, офицеры и пехотинцы, которых он встретил на пути, постоянно чихали и тёрли слезящиеся глаза, кони хрипели и отказывались ехать, клоня морды к земле, несколько провиантских повозок застряло посреди улицы и фуражиры, отчаянно матерясь, пытались тянуть лошадей вперёд, рвя уздечки. Вдоль дороги то тут, то там, виднелись раненные: некоторые пытались идти в лазарет, опираясь на руки товарищей и тихо стоная, прочие же просто молча сидели, опираясь спиной на обугленные брёвна ещё уцелевших построек, и те, кто мог, курили самокрутки, ожидая своих подвод. Его 27-я дивизия, вернее то, что от неё осталось, выдержала сегодня все атаки, но потеряла за эти несколько дней боев почти половину состава. Все офицеры были в большей или меньшей степени выведены из строя, судьба хранила только самого Дмитрия Петровича, хотя в последнем бою у городских стен, уже после отбытия Кутайсова, пуля пробила рукав его мундира, но даже не задела плоть. Когда остатки дивизии, наконец, сменили и отвели в резерв, он несколько часов кряду, валясь уже с ног от усталости, занимался, тем не менее, кипучей деятельностью по восстановлению боеспособности: проверял, как его солдаты разместились на биваке, принимал отчеты по выбывшим, формировал заново роты, батальоны и полки, писал приказы на повышение и награждение отличившихся, требовал от штаба армии свежее довольствие, патроны и фураж. Около полуночи он, наконец, прикорнул на полчаса, склонив лохматую голову прямо на походный столик, за которым сидел, но очередной пакет от командующего армией сразу поднял его с ног. Багратион извещал о вероятном наступлении завтра и велел дивизии стоять в ружьё уже к шести утра.