– Спасти маршала! – осенило его. – Спасти немедленно!
Шевалье обернулся и увидел: маршал Иоахим Мюрат, его любимый командир, вырвавшись вперёд, увлекал за собой наступавших через вал гренадёров прямо в лоб на выставленные штыки русских, его лицо пылало, он отчаянно шпорил своего темно-рыжего коня и извергал из себя ужасные гасконские ругательства, стараясь перекричать свист пуль и рев орудий. Однако его дерзкая смелость уже не имела значения: шагах в двухстах, быстро приближаясь, со стороны русских позиций летела густая толпа кирасир, блистая доспехами и обнаженными палашами. Ещё минута – и маршал, гарцующий впереди всех, неизбежно погибнет или попадёт в плен! Де Кроссье, отчаянно крича, расталкивая других солдат, рванул прямо к Мюрату. Шестифунтовое ядро просвистело перед ним, обдав горячим воздухом лицо и вонзившись затем в ряды французов, все круша и опрокидывая, но, не обращая на это внимание, он подскочил и схватил коня маршала за узду.
– Ваша светлооость! – заорал он, указывая шпагой на подступающий вал тяжелой русской кавалерии. – Надо уезжать! Немедленно, скорее, или…!
Спасаясь от неприятельских кирасир, де Кроссье и Мюрат вместе поскакали назад и еле-еле успели влететь и спрятаться за уже смыкавшимися рядами 33-го полка Вюртембергской пехоты, спешно строившейся в каре для отражения несущейся на них конницы. Отчаянная атака на эти треклятые русские флеши вновь захлебывалась…
Солнце стояло уже высоко и слепило даже через грязно-белые клубы дыма, непрерывно стелившиеся по всему окружающему пространству. Кутайсов прикрыл глаза, но не от блистающего над головой светила, а от вдруг нахлынувшего отчаяния. Заканчивался уже пятый час грандиозного побоища. Все было так, как он услышал ночью: несмотря на страшные жертвы его пушкарей, стрелявших до последнего ядра и затем рубившихся насмерть с севшей на орудия французской пехотой, Наполеон побеждал. Левый фланг был полностью сокрушён и отодвинут назад на пятьсот шагов, издали все видели пылающий там огонь и летящие дымовые клубы, под громовую артиллерийскую дуэль французы уже разворачивали свои колонны для решающей атаки на русский центр одновременно с двух направлений. На расстоянии полутора верст от них шла непрерывная пальба из сотен орудий, и шальные ядра долетали иногда почти до пригорка, где стоял весь штаб. Кутайсов заметил, как вблизи вынырнули из дыма и подъехали один, а затем ещё двое адъютантов, с заляпанными грязью и копотью мундирами, на взмыленных, казалось, падающих с ног конях. Один из них, подойдя прямо к сидевшему Кутузову, наспех отдал честь и нагнулся к самому уху главнокомандующего. Александр видел, что пока адъютант говорил, тучное лицо Михаила Илларионовича сильно побледнело и осунулось, и он в какой-то момент тяжело поднялся, но затем, всплеснув пухлыми руками, вновь опустился на свой табурет. Впрочем, то, что новости плохие, было итак понятно, и граф вновь повернулся к залитому огнём полю.