Вот и сейчас он и не заметил никаких изменений и собрался было обратно, нагонять свой штаб, но тут денщик Жак поманил его и, нагнувшись, тихо шепнул ему в ухо:
– Монсеньёр, он с четверть часа тому назад стонал и шевелился, а сейчас замолк совсем, может, скончался?
Де Кроссье нагнулся над раненым, сделав знак Жаку помолчать, и, прислушавшись, уловил легкое дуновение дыхания из изломанных, разбитых губ. Тогда, доставши флягу с первосортным коньяком, который был всегда в достатке при штабе Мюрата, он осторожно влил несколько капель в рот русскому. Кутайсов слабо глотнул, закашлялся и разлепил единственный оставшийся глаз, затуманенным взором смотря перед собой и как будто ничего не видя.
– Принеси сюда огня! – приказал де Кроссье Жаку.
Капли начавшегося дождя летели прямо в лицо, били и обжигали избитые скулы, а изнутри хмельная жидкость как будто дошла до мозга, заполняя все сознание. С огромным трудом Александр Иванович пытался понять, почему вокруг тьма и только солнце светит средь неё слишком ярко и каким-то горячим оранжевым пламенем, языки которого почти касаются его лица. Наконец он осознал, что все также лежит на подводе и перед ним стоят двое, освещая его факелом, что вокруг сумрак и противный осенний дождь, а он по-прежнему тяжко ранен и пленён, но все ещё жив. Еле слышно, но напрягая все мышцы тела, он прошептал по-французски:
– Ещё…, пить….
Шевалье влил ему в горло сразу пол-стопки обжигающего коньяка и, отпрянув, начал быстро-быстро говорить с денщиком Жаком. Но затем, вдруг увидев изумленный взгляд возницы, обернулся: Кутайсов, опираясь на уцелевшую руку, подобно ожившему мертвецу уже не лежал, а сидел в повозке, озираясь по сторонам. Вид его был ужасен: замотанный и окровавленный грязный человек с белыми волосами и жалко смотрящим единственным глазом, но де Кроссье вдруг отшатнулся назад, как бы почувствовав прикосновение неведомой силы, исходившей от этого русского.
Он должен был пасть от его пули еще в обгорелом Смольенске....
Он был обречён умереть среди заваленного горой трупов Большого редута русских....
Но вот теперь его главный противник, искалеченный, изможденный, безоружный, сидит прямо перед ним. Протяни де Кроссье руку, чуть сдави горло – и прервётся эта нить, которая, непонятно почему, все ещё держит здесь остаток его жизни!
Но нет же, как будто сам глас, который они оба слышат, удерживает его от этого рокового шага!
И французский офицер, спешившись, приказал Жаку принести тёплую накидку и раздобыть какой-нибудь еды, тихо присел на подводу, рядом с Кутайсовым.
– Кто вы, генерал, и давно ли слышен вам глас с небес? – тихо, чтобы никто вокруг не услыхал, спросил он, протягивая русскому флягу с коньяком ещё раз. – Не бойтесь говорить, война почти решена, что бы вы не сказали, ничто сейчас не изменит уже судьбу этого мира, мы все равно победили, и если глас еще вам об этом не поведал, то сообщаю вам я. Простите, я забыл представиться вам, шевалье Пьер де Кроссье, адъютант его светлости Мюрата, короля Неаполя. Генерал…?
Кутайсов смотрел на него замутнённым взором, казалось, понимая с трудом все, что говорит ему этот слегка чудной француз. Но на самом деле он просто обдумывал свой ответ, уже зная, что перед ним тот самый неприятель, о котором ему говорил убитый Берестов, тот, кто ведает глас грядущего более, нежели он, и которого ему все равно нужно победить, чтобы дать Родине хоть малый шанс. После долгой паузы, с трудом шевеля разбитыми губами, Александр Иванович начал говорить на идеальном французском, привитым ему строгим дядькой-гувернантом в отцовской усадьбе ещё с самого детства:
– Шевалье, я не назову вам себя ни по имени, ни по званию, хотя оно и было высоко у того меня, который остался лежать на Бородинском поле среди убиенных там. Глас, который мы слышим оба, пророчил мне гибель, а почему я ещё жив, мне неведомо, ибо со дня роковой баталии нашей я более ничего не слышал. Вы видите, что мне все равно осталось недолго, ибо признаки внутреннего гниения, кои мы называем Антонов огонь, вот-вот должны появиться на моих ранах. Но последнее что я услышал тогда, перед атакой на батарею в центре нашей позиции, было предвидение нашей победы в сей кампании и свержения вашего императора....